Горький шоколад - Фелиция Флакс Страница 24

Но Калли, радуясь своему будущему малышу, терзалась от противной мысли, что Лукасу Старку станет известно о ее беременности. В этом крохотном городе ничего нельзя скрыть. Что сделает Старк? Более всего Калли боялась, что он ничего не сделает. И этого равнодушия она не перенесет.

Именно поэтому она решилась уехать. Куда — не важно, лишь бы подальше от мистера Лукаса Старка. Туда, где она о нем не вспомнит ни разу. Где сможет успокоиться и уговорить сердце молчать.

— Хелло, Лукас. Это Ари Саймон.

— Хелло, сладкая. Как дела?

— Все отлично.

— Ну конечно же. Тогда почему ты звонишь?

— Калли беременна.

Пауза. Вздох. Смешок.

— О! От кого, надо полагать, я могу не спрашивать?

— Точно.

— Но почему эту радостную весть мне сообщаешь ты, а не сама Калли?

— Она не хочет.

— Логично. Ну а ты зачем это сделала?

— Калли собирается уехать из города. Для нее это почти самоубийство. Я не хочу терять ни ее, ни ребенка. Вашего с ней ребенка …

— Чего ты хочешь от меня?

— Не дай ей исчезнуть.

В телефонной трубке опять возникла пауза, которая сменилась лукавым хрипловатым смехом:

— Знаешь, Ари, у тебя отлично получается подставлять свою сестру…

Розовая… С бантиком… Левая…

Калли с нежностью вертела в руках тапочку. Она унесла ее из лукасовской темницы. Тогда она не знала, зачем подняла ее, когда уходила. Взяла и все. И теперь левая розовая тапочка стала ее главным сокровищем.

Ее страшной розовой тайной.

Калли старательно прятала тапку от Ари, чтобы та, не дай Бог, не заметила ее и не выбросила (Ари вполне могла сделать подобное, причем из самых лучших побуждений). А когда Ари не было дома, Каллиста частенько извлекала тапочку из картонной коробки и подолгу смотрела на нее. До тех пор, пока капающие слезы не превращались в ливень. Тогда Калли вновь убирала тапку в коробку, коробку — в комод и принималась кружить по комнате, пытаясь успокоиться и перестать рыдать. Возвращаясь, Ари заставала ее неизменно улыбающейся, без всякого намека на пролившиеся слезы отчаяния.

Но сегодня звонок в дверь застал Калли врасплох. Она не ожидала визитов, а умчавшаяся Ари не должна была вернуться так быстро. От Айви она скоро никогда не возвращалась… Кто же это мог быть?

Калли поднялась и пошла открывать. Но прежде, чем снять цепочку, взглянула в дверной глазок и, пошатнувшись, чуть не упала. Она тихо прислонилась к стене и закусила губу, чтобы не сказать чего-нибудь вслух… нехорошего.

— Я знаю, что ты дома. И знаю, что ты дома сейчас одна, — донесся через дверь голос Старка. — Калли… мне очень не хочется ломать дверь.

Да, будет слишком много шума…

Калли открыла.

С тех пор, как они расстались, Лукас Старк совершенно не изменился. Лишь более явственно обозначились следы душевной усталости, углубились складки возле рта… Который ее целовал… Когда-то… Который так замечательно сейчас улыбался. Калли смотрела на губы Старка с дикой тоской.

— Я тебя не ждала, — сказала она мрачно.

— Разве? — многозначительно прищурился Лукас, прислоняясь спиной к двери.

Калли тоже прищурилась. В узком коридоре Старк казался темным и близким. Чересчур близким. Протяни она к нему сейчас руку, то смогла бы дотронуться. Но Калли даже помыслить об этом не могла.

Она развернулась и молча направилась в большую комнату, которая считалась в их квартире парадной залой. Она знала, что Старк двинулся следом за ней.

На журнальном столике лежала розовая тапочка. Старк увидел ее мгновенно, едва шагнул за порог. Калли поймала его заинтересованный взгляд и румянец впервые пробился сквозь нездоровую белизну ее лица.

Но Старк ничего не сказал. Он чинно уселся на ближайший стул — хорошо еще, что руки на коленочках не сложил.

Калли подумала, что ей надо проявить гостеприимство и предложить незваному гостю чашечку кофе, но сразу отказалась от этой мысли: слишком много мороки, тем более что от кофейного запаха ее тоже тошнит.

Поэтому она спокойно опустилась в потертое кресло и прямо спросила:

— Зачем ты пришел?

Старк устремил на нее свои светлые дьявольские глаза, которые преследовали ее в снах. И чудились наяву… Взгляд их мягко коснулся Каллисты, погладил, приласкал. У Калли закружилась голова, и она испугалась, что упадет в обморок. С беременными подобная неприятность порой приключается. Вцепившись в подлокотники, она сделала несколько глубоких вдохов-выдохов, стараясь дышать бесшумно. Но получилось, как у локомотива, набиравшего скорость…

— Я обожаю птичек, — сказал Лукас в ответ, — которые приносят благие вести…

Калли насторожилась. Всё этой фразе ей сразу не понравилось — и тон, и слова, и соблазнительное придыхание.

— …это особенная порода птичек. Сладкоголосые птички-невелички, отлично знающие, кому, что и когда чирикнуть. Без них я бы никогда не узнал, что вскоре стану счастливым папочкой…

Ари!

Предательница. Она опять подставила свою сестру. Никто кроме нее не мог сообщить Старку о беременности Калли. Теперь ей не жить. Пусть только вернется домой. Интересно, будет ли учитывать суд, что Каллиста была беременной, когда убила свою сестру?

— Не надо ее осуждать. — По изменившемуся и задергавшемуся лицу Калли Старк отлично понял, о чем она сейчас думала. — Она хотела как лучше…

Разумеется…

— Ты пришел предложить мне денег на аборт? — Калли резанула Старка ледяным взглядом и, похоже, серьезно его ранила.

Судорога прошла по его лицу, как от боли. Кажется, он даже скрипнул зубами. По привычке потянулся за сигаретой, но остановился, вспомнив о беременности Калли.

— А сколько тебе требуется? — проговорил он, скрестив руки на груди.

— Нисколько. — Калли почувствовала себя очень неуютно под пристальным взглядом светлых глаз.

— У меня как раз имеется эта «сумма». — Старк улыбнулся. — Тебе выдать наличными или выписать чек?

— Ребенок только мой, — почти выкрикнула Калли, ощущая подступившую к горлу горечь.

Старк приподнял брови и выразительно кашлянул.

— Полагаю, он будет похож на меня.

Калли поискала глазами, чем бы запустить в ненавистного Старка. Но поблизости ничего не было. От бессилия пальцы ее нервно забарабанили по дереву.

— Чего ты хочешь? — прошептала она, чувствуя, что слабеет.

Лукас как будто ждал этого вопроса. Глаза у него вспыхнули. Он выпрямился на стуле, звучно выдохнул и принялся с азартом загибать пальцы: