Другая королева - Филиппа Грегори Страница 24

Она подносит руки к глазам, словно и сейчас пытается загородиться от этого зрелища. Я молча киваю. Я не говорю ей, что мы в Англии знали об этом заговоре. Мы могли бы ее защитить; но предпочли не делать этого. Могли предупредить ее, но оставили ее одну в опасности. Мы узнали, что ее собственный двор обратился против нее, ее собственный муж поддался распутству, и это нас повеселило: подумать только, она там наедине с этими варварами. Мы думали, что это заставит ее обратиться к Англии за помощью.

– Мои придворные лорды убили моего секретаря у меня на глазах, когда я пыталась его заслонить. Прямо при мне – при французской принцессе, – она качает головой. – Дальше могло быть только хуже. Они поняли, как сильны. Взяли меня в заложницы, сказали, что порежут меня на куски и сбросят с террасы замка Стерлинг.

Мои дамы изумлены. Одна тихо ахает от ужаса и собирается лишиться чувств. Я хмурюсь, глядя на нее.

– Но вы сбежали?

Она тут же улыбается хитрой улыбкой, как смышленый мальчишка.

– Это было такое приключение! Я опять расположила к себе Дарнли и заставила спустить нас из окна. Мы пять часов скакали ночью, хотя я была на седьмом месяце, а в конце пути, в темноте, нас ждал Ботвелл со своими людьми, и нам уже ничто не угрожало.

– Ботвелл?

– Он был единственным человеком в Шотландии, которому я могла верить, – тихо говорит она. – Позднее я узнала, что он был единственным в Шотландии, кто ни разу не взял подкупа у иностранцев. Он шотландец, и он верен моей матери и мне. Он всегда был на моей стороне. Он собрал для меня армию, и мы возвратились в Эдинбург и изгнали убийц.

– А ваш муж?

Она пожимает плечами.

– Остальное вы наверняка знаете. Я не могла расстаться с мужем, пока носила его ребенка. Я родила сына, Ботвелл охранял и его, и меня. Моего мужа Дарнли убили его прежние друзья. Они и меня собирались убить, но так получилось, что меня в ту ночь в доме не было. Чистое везение.

– Ужасно, ужасно, – шепчет одна из моих дам.

Эдак они и в паписток обратятся из одного сочувствия.

– Да, несомненно, – резко говорю я ей. – Ступай, принеси лютню и поиграй нам.

Так она больше ничего не услышит.

– Я лишилась секретаря и мужа, а моими главными советчиками были его убийцы, – говорила она. – Помощи от моей семьи во Франции я получить не могла, а в стране была буря. Ботвелл был со мной, и при нем была его армия, которая нас защищала. А потом он объявил, что мы женаты.

– Вы не были женаты? – шепотом спрашиваю я.

– Нет, – коротко отвечает она. – Не в моей церкви. Не по моей вере. Его жена еще жива, а теперь еще одна, еще одна жена заточила его в тюрьму в Дании за нарушение обещания. Она утверждает, что они поженились много лет назад. Кто может знать, когда дело касается Ботвелла? Не я.

– Вы любите его? – спрашиваю я, думая, что передо мной женщина, которую любовь однажды лишила разума.

– Мы никогда не говорим о любви, – решительно говорит она. – Никогда. Мы не какая-нибудь влюбленная пара, которая пишет стихи и обменивается подарками. Мы никогда не говорим о любви. Я ни разу не сказала ему ни единого слова любви, и он мне тоже.

Воцаряется тишина, и я понимаю, что королева мне прямо не ответила.

– А дальше? – шепчет одна из моих ошалевших забывшихся дам.

– Дальше мой сводный брат и его предатели-союзники созвали армию, чтобы атаковать Ботвелла и меня; и мы с Ботвеллом выехали на битву вместе, бок о бок, как товарищи. Но они победили – просто победили, и все. Наша армия разбежалась, когда мы промешкали. Ботвелл хотел сразу броситься в бой, тогда мы могли победить; но я надеялась избежать пролития родственной крови. Я позволила брату задержать нас разговорами и ложными обещаниями, и моя армия рассеялась. Мы пришли к соглашению, Ботвелл уехал. Мне пообещали свободный проход, но обманули меня. Меня взяли в плен, у меня случился выкидыш, я потеряла своих близнецов, мальчиков. Меня заставили отречься от престола, пока я была больна и сломлена горем. Мой собственный сводный брат предъявил права на трон… предатель. Он продал мои жемчуга и захватил моего сына… моего мальчика…

Ее голос, бывший до сих пор тихим и ровным, впервые срывается.

– Вы его еще непременно увидите, – говорю я.

– Он мой, – шепчет она. – Мой сын. Его нужно растить как принца Шотландии и Англии. И не этим еретикам, не убийцам его отца, которые не верят ни в Бога, ни в короля.

– Мой муж говорит, что вас восстановят на престоле уже этим летом, со дня на день, – говорю я.

Я не добавляю, что, по моему мнению, он ошибается.

Она поднимает голову.

– Мне понадобится армия, чтобы вернуть трон, – говорит она. – Дело же не просто в том, чтобы въехать обратно в Эдинбург. Мне нужен будет муж, которому покорятся шотландцы, и армия, чтобы их усмирить. Скажите Елизавете, когда станете ей писать, что она должна уважать свое родство со мной. Она должна меня восстановить. Я снова буду королевой Шотландии.

– Ее Величество не принимает моих советов, – говорю я. – Но я знаю, что она собирается вас восстановить.

Даже если Сесил и против, думаю я.

– Я совершала ошибки, – заключает королева. – Я ошибалась в суждениях. Но, возможно, я все еще могу быть прощена. И у меня, по крайней мере, есть сын.

– Вас простят, – серьезно произношу я. – Вы ничего дурного не сделали, я уверена… во всяком случае, как вы говорите, у вас есть сын, а у женщины, у которой есть сын, есть будущее.

Она смаргивает слезы и кивает.

– Он будет королем Англии, – выдыхает она. – Королем Англии и Шотландии.

На мгновение я умолкаю. Говорить о смерти королевы – это измена, измена – рассуждать о ее наследнике. Я бросаю суровый взгляд на своих дам, которые, умницы, все как одна опустили глаза к вышивке и притворились, что ничего не слышали.

Настроение у королевы Марии меняется быстро, как у ребенка.

– Ах, я становлюсь здесь мрачной, как уроженка гор! – вскрикивает она. – Леди Ситон, попросите пажа прийти и спеть для нас, и давайте потанцуем. Леди Шрусбери решит, что она в темнице или в трауре!

Я смеюсь, словно мы и в самом деле не в темнице и не терпим лишения, и посылаю за вином, фруктами и музыкантами. Когда к нам перед обедом заходит мой господин, он застает нас кружащимися в танце, и в середине танцует королева Шотландии, повелевая сменой фигур и смеясь в голос, когда мы скучиваемся и оказываемся, в конце концов, напротив не того партнера.

– Направо! Надо идти направо! – кричит она. – Gauche et puis à gauche! [21]

Она кружится на месте и смеется над нами.

– Милорд, повелевайте своей женой! Она делает посмешище из моего урока танцев!