Шаг за край - Тина Сескис Страница 24

— Вы, значит, знаете Долорес, да? — говорит она с едва уловимым акцентом, и я думаю, что она с Ближнего Востока, может, израильтянка.

— Я живу в одном доме с ее приятелем, — призналась я. — Я только что переехала в Лондон, ищу работу референта в приемной.

Женщина спрашивает, что мне больше всего нравится в работе референта, как я справляюсь с трудными посетителями, как поспеваю, когда сразу пять вызовов на связи, и всякое такое. Стараюсь забыть, что лгу, что все это звучит намного труднее корпоративного права, и изо всех сил стараюсь отвечать получше. Женщина листает какие–то бумаги на столе и говорит, что на данный момент у нее ничего нет, но она возьмет меня на учет. Я уже встаю, наполовину огорченная, наполовину успокоенная, когда на столе звонит телефон, женщина, подняв трубку, слушает и хмурится, пальчиком с ярко–розовым ноготочком указывает мне: останьтесь — и говорит в трубку, что перезвонит.

— Вы завтра свободны?

У меня внутри от страха все заходится.

— Да.

— Только что место объявилось, на пару недель, рекламное агентство в Сохо. — Она с сомнением разглядывает меня, останавливая взгляд на шарфике со скелетом. — Полагаю, вы подойдете. У вас есть рекомендации?

У меня готовы две отпечатанные рекомендации, обе от солидных фирм в Манчестере, где я никогда не работала. Исхожу из того, что проверять Ракель не станет, и выдавливаю из себя самую лучезарную улыбку, на какую способна.

Ракель берет трубку:

— Привет, Миранда, да, у меня есть кое–кто на завтра… Да, ее зовут Кэт Браун… Да, верно, Кэт. Восемь сорок пять? Супер… Она придет. Бай–бай, пока.

Ракель сообщает подробности про рекламное агентство «Каррингтон, Свифт, Гордон, Хьюз», входящее в десятку лучших и расположенное на Уордур–стрит в Сохо. Я покидаю ее кабинет, ошарашенная, пораженная тем, до чего ж легко (во всяком случае, с практической точки зрения) это, оказывается, устраивается.

У Эмили после того, как они наконец–то сошлись с Беном, на работе все валилось из рук. То он будоражил ей мысли в самое неподходящее время, то она замечала, что улыбается ни с того ни с сего, а то и вовсе в самый разгар важных совещаний, где требовалась сосредоточенность, мысленно уносилась далеко прочь. У нее было такое чувство, будто на нее озарение сошло. Прежде все происходившее в ее жизни виделось словно бы через вуаль, будто немного не в фокусе. Бен сделал жизнь для нее ослепительной и четкой, а от этого повседневные деловые заботы адвоката стали неудобством, помехой. Ей пришлось отговорить его вести переписку в конце рабочего дня, поскольку ее сосредоточенность полностью исчезала, пока она отстукивала остроумнейший ответ, а потом ждала, что он на это скажет, а потом, спустя несколько минут, снова отвечала, после чего минуты три ждала его следующего сообщения, чувствуя, как от возбуждения всем этим у нее в животе желудок делает сальто. Хотя они редко встречались за обедом (Эмили не нравилось выставлять отношения напоказ), она все равно обыкновенно уведомляла его по электронной почте, когда собирается спуститься в столовую, а он, будьте уверены, находил случай пройти мимо, перекинуться парой фраз и улыбнуться своей застенчивой улыбкой — и это придавало ей сил на целый день. В конце концов она, разумеется, успокоилась, вновь обрела способность видеть четко, но уже так и не вернула себе былую страсть к работе, которой отдала когда–то столько сил и трудов.

Несколько месяцев спустя однажды ранним утром в понедельник Бен с Эмили сидели в столовой, пили отвратительный кофе, каким столовая и славилась. Оба чувствовали себя усталыми: в выходные в Пик — Дистрикт [13]они забрались на две самые высокие вершины, а между восхождениями почти не спали, потому как шел дождь, палатка их протекла, а кроме того, восторженность прямо–таки переполняла их. Они удобно устроились за столиком у выхода, у всех на виду: они давно уже перестали притворяться, будто они не парочка, и, по счастью, народ давным–давно перестал подтрунивать над этим, предостерегать их от как бы чего не вышло, ахать по поводу того, как здорово, что они влюбились друг в друга (ха — зевок — ха — зевок — ха). Теперь же их воспринимали как влюбленных, даже звали их Бемили, и они, в общем–то, не возражали: в те дни они были слишком счастливы, чтобы возражать против чего бы то ни было.

Впрочем, сегодня Эмили вновь полнилась смущением, и хотя обычно держала кружку двумя руками, уперев в них подбородок, а локти — в меламиновую поверхность столика, в это утро она упрямо прятала левую руку из виду.

— Ну же, похвастайся, — зашептал Бен. — Давай покончим с этим раз и навсегда.

Она опустила взгляд туда, где колени ей озаряло искристое сияние, и в очередной раз не смогла сдержать пустившееся вскачь сердце. Потом она вспомнила, что не рассказала еще даже своей сестре, может быть, стоит подождать, пока она ей сообщит, а потом уже позволить узнать всем остальным. Она подняла взгляд. Бен все еще смотрел на нее выжидательно, и ей не хотелось, чтобы он подумал, будто она из каприза упирается… в конце концов, Кэролайн можно было позвонить и попозже.

— Почему, скажи, я должна сделать это? — выговорила она наконец. — Это же чертов сексизм какой–то! Я не твоя собственность или еще что. Ты меня не в лотерею выиграл.

— У–ху–ху, маленькая мисс Недотрога, — покачал головой Бен. — Что ж, тогда давай его мне.

И она сняла кольцо, сделала вид, будто швыряется им в него, но он ловко, прямо над чашкой с кофе, поймал, потом насадил себе на мизинец левой руки так туго, что могло и застрять, а Бен вскочил, вприпрыжку пронесся вдоль стойки с завтраками, по–киношному потряхивая широко разведенными руками. Он тогда стал куда менее сдержанным.

— Сядь же ты, идиот несчастный, — зашипела Эмили, лишь наполовину в шутку, но было уже поздно: пара их коллег как раз завтракали и одна из них закричала:

— Это именно то, о чем я думаю?

А потом босс Эмили тоже услышал, он стоял у автомата с тостами… Не успела она опомниться, как вокруг нее с Беном собралась целая толпа из ахавших и охавших по поводу кольца, поздравлявших и обнимавших их, и, хотя Эмили не хотела оказаться в центре внимания, в тот раз она, честно признаться, нисколько не возражала.

В первый день на своей новой работе я опять в черном платье: больше ничего подходящего для рекламного агентства у меня нет, и Ангел вновь предлагает мне воспользоваться ее аксессуарами, больше того, говорит, что могу оставить их себе, но я прошу ее не быть такой безрассудной. Встала я рано, но все равно пришлось дожидаться очереди в ванную: Эрика меня опередила. Когда она наконец–то выходит, в ванной стоит пар и из нее несет серой и зубным эликсиром, а я гадаю, такая ли Эрика ядовитая изнутри, какой кажется снаружи. Хотя я стараюсь улыбаться, она все равно бычится на меня, быстро проходит мимо и кутается в коротенькое линялое полотенце, из–под которого видны ее стройные ножки.