Все или ничего - Маргарет Малькольм Страница 24

Лицо доброй женщины прояснилось.

Правда? Замечательно! Фрэнсису будет любопытно посмотреть. Обычно ведь до венчания происходит оглашение. Это бывает так утомительно. Молоденькие девушки хихикают. Нервы, понятное дело! Смотрю на них и думаю: а понимают ли они, какой это важный шаг в их жизни? Ну, пойду приведу себя в порядок. Вы здесь в саду останетесь или пройдете в дом? Посидите на скамейке? Отлично! Я мигом управлюсь.

Жена священника была верна своему слову и вскоре вернулась в аккуратном платье и начищенных до блеска старых туфлях.

— Милочка, будьте добры, застегните мне «молнию», — попросила она Розамунду, повернувшись к ней спиной. — Никак не могу сама справиться. Готово? Спасибо! Теперь можно идти…

В старой церкви было тихо. Резные скамьи лоснились от времени и сотен рук, прикасавшихся к ним в течение многих лет. Алтарь утопал в цветах…

Я так рада, что принесла сегодня свежие цветы, — шепнула женщина. — Летом всегда много цветов…

Священник находился в ризнице. Это был высокий, ученого вида человек. Его лицо излучало добросердечность и благочестие. Он был похож на средневекового святого.

Услышав просьбу молодых людей, святой отец буквально расцвел.

Конечно, я вас обвенчаю, — сказал он и принялся изучать разрешение на брак, которое с гордостью вручил ему Джон.

Гм, интересно! Последний раз я видел такое разрешение лет десять тому назад. Помнишь, дорогая, ту милую пару… Они приехали в такую жуткую метель.

Да, я помню, — кивнула его жена. — Не очень молодые люди мечтали о скромной церемонии. Им казалось, что они нашли и полюбили друг друга слишком поздно, на закате жизни. Но не стоило беспокоиться. Большинство людей добры от природы, они не будут насмехаться над настоящим счастьем.

Нет, конечно нет, — согласился с женой священник. — Я позову Баджа.

И они обвенчались в тихой старинной церкви. Через высокие окна лился солнечный свет, птицы пением приветствовали новобрачных…

Любить, почитать и повиноваться — хорошо знакомые слова вдруг наполнились новым смыслом. Пусть так будет всегда!

После церемонии они поблагодарили священника и его жену, вежливо отклонили приглашение на ленч и, пообещав вскоре заехать в церковь, сели в машину.

Автомобиль мчался по шоссе. Оба молчали, ощущая некоторую растерянность и неловкость. Розамунда баюкала в правой руке сжатую в кулак левую. Таинственно поблескивало обручальное кольцо. Джон накрыл ее трепещущие пальцы своей большой теплой рукой — и слова оказались не нужны.

Они нашли прекрасное место для пикника на пологом холме, поросшем цветами и травами.

Хлеб с хрустящей корочкой и сыр, купленные в деревенской лавке, казались амброзией, а теплая сладковатая вода в банке — нектаром. Все было прекрасно, совершенно не хотелось покидать это райское местечко.

Время пролетело незаметно. Весело болтая, они сложили вещи, собрали весь мусор и в обнимку подошли к машине. Джон галантно распахнул перед Розамундой дверцу. Садясь в автомобиль, она сделала неловкое движение и выронила сумочку. Содержимое тут же оказалось в придорожной пыли. Джон бросился собирать рассыпавшиеся вещички.

Господи, и зачем только женщины все это с собой носят? — ласково ворчал он, складывая находки обратно в сумочку. — Любой решит, что ты…

Внезапно он замолчал и резко выпрямился. В руках у него был какой-то обрывок бумаги. Джон взглянул на Розамунду, и она похолодела от ужаса: на нее в упор враждебными глазами смотрел незнакомец.

— Значит, ты все знала!

— Нет, Джон, нет, нет! Все было совсем не так! — воскликнула Розамунда в отчаянии. Сердце бешено колотилось в груди. Она постаралась взять себя в руки. — Я узнала это в тот день, когда ты ездил в Лондон.

Да? А почему ты мне ничего не сказала, когда я вернулся?

Встречный вопрос: почему ты мне ничего не сказал? — грустно вздохнула она. — Ты думал, я не заслуживаю доверия?

Если бы я так думал… — начал Джон, но остановился. — Ладно, продолжай! Давай послушаем твою версию. Надеюсь, она будет звучать убедительно.

Розамунда знала, что ей придется бороться за свое счастье в чрезвычайно сложных условиях. Все было против нее! Когда-то в прошлом кто-то разбил Джону сердце. И внезапно обида всколыхнулась в нем с прежней силой. Ослепленный болью, он готов теперь обвинить свою молодую жену в чем угодно. Джон, ее Джон, который…

Давай рассказывай! — гневно приказал он резким голосом.

Тетя Рут прислала мне письмо, в котором была эта вырезка.

О, я, кажется, вспомнил: этот снимок был помещен в одном из толстых глянцевых журналов месяцев шесть назад, — язвительным тоном сообщил Джон. — И ты хочешь, чтобы я поверил, будто твоя милая тетя совершенно случайно в каком-то старом журнале наткнулась на эту заметку обо мне? Нет, Розамунда, так не пойдет!

Если бы я лгала тебе, то, наверно, выдумала бы более убедительную историю, — парировала она. — Но я говорю правду и ничего не могу поделать с тем, что правда эта какая-то неказистая.

У Джона задергался уголок рта. На мгновение у Розамунды появилась надежда. Неужели ей удалось поколебать его недоверчивость? Джон молчал, терпеливо дожидаясь дальнейших разъяснений.

Тетка написала мне кучу гадостей, — продолжала Розамунда. — Она конечно же считает, что я заранее знала все подробности твоей жизни.

Почему «конечно же»? — спросил Джон, напустив на себя равнодушный вид.

Потому что таков ее способ мышления. Ей и в голову не пришло, что могут существовать другие причины и объяснения. Она полагает, что ради денег люди готовы на все…

Кажется, я недооценил твою тетушку, — многозначительно заметил Джон. — Она, видимо, хорошо знает наш продажный мир и людские нравы.

Розамунда, устало прикрыв глаза, прислонилась спиной к машине.

Господи, все это бессмысленно. Тебя ведь не интересует, что я говорю. Ты уже заранее осудил меня и вынес приговор.

Джон словно окаменел, погрузившись в мрачные раздумья. Джон… Джон, он был так близко и одновременно бесконечно далеко.

Прижав дрожащие руки к груди, Розамунда снова заговорила:

— Важен лишь один вопрос: почему я тебе сразу все не рассказала. Мне показалось, что эта история может причинить тебе боль. Еще задолго до этого проклятого письма я поняла, что в твоей жизни были очень тяжелые моменты. Потом ты, видимо, решил начать все сначала…

Откуда тебе это известно? — холодно спросил он. — Я ведь ничего тебе не рассказывал.

Да, ты мне ничего не рассказывал ни о себе, ни о своей семье и лишь однажды упомянул мать.

Кстати, ты мне тоже мало о себе поведала, — упрекнул ее Джон.