Тайна рождения - Анна Князева Страница 24

Графиня вздрогнула. Ей показалось, что это звучит как-то зловеще. Улыбаясь Саше, Варвара Васильевна пояснила:

— Этот повар приехал из Италии, он большой мастер готовить пасту, это любимое блюдо всех итальянцев.

— А почему он разговаривает по-русски? — Резонно заметил мальчик.

— А это я его научила.

Крушинникова оживлялась все больше. Было заметно, что разговор с мальчиком доставляет ей истинное удовольствие.

— Как это — научили? — удивился Саша.

— Я нашла в Москве мастера, который смог заменить механизм. Уж не знаю, что он там поменял и как вообще это делается, но твой повар будет говорить с тобой на одном языке.

— Саша свободно владеет и французским, — заметила Елена Павловна. — Немецкий мы еще только осваиваем, но успехи замечательные.

Варвара Васильевна пристально посмотрела на нее:

— Вы очень любите вашего мальчика, верно?

«Как можно спрашивать о таком?! — поразилась графиня. — Сразу видно, что она никогда не была матерью». Она поцеловала сына и отослала его к детям. Потом смерила певицу взглядом:

— Странно, что вы спрашиваете… Разве есть на свете мать, которая не любила бы свое дитя?

— Я знаю твою тайну, — неожиданно проговорила Крушинникова.

Графиня в ужасе отпрянула от нее:

— Что?! Что вы сказали?

— А? — встрепенулась та. — Извините, я, верно, задумалась. Представила эту куклу.

— Вам не кажется, что эта фраза звучит немного… странно? — уже отойдя от невольного потрясения, проговорила Елена Павловна.

— Что же в ней странного?

— Непонятно, о какой тайне идет речь.

— И это интригует, разве не так? Ребенок начинает фантазировать, придумывать истории. И потом… ведь у каждого найдется своя тайна…

Графиня усмехнулась:

— Опять скелеты в шкафу?

— Ну может, некоторые только надеются, что это скелеты, а они живы-живехоньки…

У Елены Павловны остановилось сердце: «Ей что-то известно… Кто же она такая? Варвара… Но ведь она не может быть… Нет, это просто невозможно! Ничего общего». Но все же она со страхом вгляделась в черты лица той, что носила фамилию Крушинникова. Полное, слегка уже оплывшее темное лицо, набрякшие веки, отяжелевший подбородок… «А Варя Иванина была совсем девочкой… Не могла же она так чудовищно измениться за десять лет! Да и та — неграмотная девчонка, развратная дурочка. Эта же Варвара умеет держаться, умеет подать себя. Эта женщина неплохо образована, по крайней мере, музыкально. Можно, конечно, допустить, что старик Крушинников потратил уйму денег, чтобы сделать из крестьянки настоящую леди, только зачем ему это понадобилось?»

— Любовь, — внезапно произнесла Крушинникова, опять вызвав в душе графини суеверный страх.

«Она мои мысли читает, что ли?! Отвечает на непрозвучавший вопрос?» Елена Павловна настороженно поинтересовалась:

— Почему вы вдруг заговорили о любви?

— А разве мы не о ней говорили? Материнская любовь и всякая другая — она может творить с человеком страшные вещи, не правда ли?

— Страшные? Я полагала, что прекрасные… Любовь вдохновляет и окрыляет. Она дает силы переносить бессонные ночи, когда ребенок нездоров, часами носить его на руках. Без раздражения выдерживать капризы и увлекаться его интересами, потому что это делает счастливым и его, и его мать.

Варвара Васильевна тронула ее локоть:

— Да полно вам, графиня! Вы будто считаете нужным доказывать, что являетесь хорошей матерью. А ведь никто в этом и не сомневается.

«И в самом деле, Что это со мной?» — Елена Павловна провела ладонью по лицу, будто стирая наваждение.

— Извините, я немного забылась… Просто для меня все, связанное с моим сыном, очень болезненно.

— Отчего же? — Крушинникова понизила голос. — Вы боитесь его потерять? Чувствуете, что это может произойти?

— Потерять?! Что за вздор? Не накаркайте беду! Саша — здоровый, закаленный мальчик. Он делает гимнастику, и я слежу, чтобы он каждый день гулял, как минимум, два часа.

«Зачем я это сказала? — Мысли графини лихорадочно сменяли друг друга. — Если это она, Варя, в чем она, конечно же, не признается, то она может похитить Сашу, увезти в такую глушь, где мы никогда его не найдем… О нет! Господи, не отбирай у меня моего мальчика!»

— Графиня, у вас слезы на глазах, — заметила Варвара Васильевна. — Что вы, право, так расчувствовались? Саша такой крепкий мальчик, никакие болезни его не возьмут, будьте уверены. Нельзя же все так близко принимать к сердцу. Иначе вы можете состариться так же быстро, как и я.

— Вы? Да, ваш ребенок… Простите великодушно. Я была так неловка — разбередила вашу рану.

— Она и не заживала, — отрезала Крушинникова.

— Да, я понимаю.

— Вы не можете этого понять! Вы никого не теряли.

— Ошибаетесь, — процедила графиня. — Однажды я едва не потеряла мужа, которого любила и люблю больше жизни. Так что мне хорошо известен ужас безнадежности…

Прищурив черные глаза, Варвара Васильевна тихо спросила:

— Его хотели забрать у вас? Или он сам хотел от вас освободиться? И почему вы так уверены, что вернули его? Может, он все еще не с вами?

* * *

Эти ужасные слова заставляли сердце графини тоскливо сжиматься все то время, пока Варвара Крушинникова пела для гостей. Она попросила привести Сашу, и Елена Павловна не смогла ей отказать, потому что просьба прозвучала прилюдно, и, если бы графиня категорически отказалась позвать именинника, это многих привело бы в недоумение. Недовольный тем, что его оторвали от игр, Саша уселся рядом с матерью, и она прижала сына к себе. Ей показалось, что прежде, чем запеть, Крушинникова нашла мальчика глазами и чуть заметно улыбнулась ему. Впрочем, к тому моменту нервы Елены Павловны уже были напряжены до предела, так что это могло ей просто померещиться.

Когда зазвучал сильный и чистый голос, графиня посмотрела на мужа, но на лице Владимира Ивановича не отразилось никакого внутреннего волнения. Ей даже почудилось, что он слегка поморщился — граф не являлся большим поклонником оперного искусства. Он предпочитал драму.

«В нашей судьбе хватало драм, — подумала Елена Павловна. — Вернее, была только одна, но такая, что на всю жизнь хватит… Что имела в виду эта женщина, когда предположила, что Владимир все еще не со мной? Как она смеет утверждать такое?! Неужели ей известно что-то, происходящее за моей спиной? Нет! Владимир не может так поступить со мной еще раз!»

Перед ее глазами на миг возникла разоренная постель, обнаженное девичье тело, распростертое на ней, и мужское, страстно припавшее к нему… В тот миг Елену больше всего потрясла та ненасытность, с которой ее муж впивался в Варину грудь, шею, губы. Он не напился тогда сладостью этой девочки, не удовлетворил свою порочную жажду до конца…