Любовь меняет все - Селеста Брэдли Страница 24

Дейдре сцепила за спиной руки, чтобы не показать, что они дрожат. Из-под власти Тессы она угодила в плен к другому тирану. Будь он неладен, этот Брукхейвен!

– К несчастью, милорд, вы, как мне известно, человек слова. Даже сейчас, когда я указала вам на вашу ошибку, вы сочтете нужным поступить именно так, как угрожали мне в случае моего неповиновения. – Дейдре выдержала паузу. – Я не жестокая женщина и потому не стану вынуждать вас совершать поступок, о котором придется сожалеть. – Улыбка ее была холодна как лед. – Я увижусь с вами за завтраком, милорд.

Брукхейвен сдержанно поклонился, развернулся и вышел, не проронив больше ни слова. Только когда дверь за ним захлопнулась, Дейдре расцепила занемевшие пальцы.

Мегги вылезла из-под кровати.

– Если он думает, что я приду на этот чертов завтрак, то точно спятил, – гневно объявила она.

– Возможно… – О, боги! Дейдре все вдруг стало предельно ясно. Колдер просто не хотел есть в одиночестве. Дейдре стало его немного жаль, но она не могла позволить рыбе соскочить с крючка. Дейдре подмигнула сообщнице. – Плохо, – сказала она, – потому что мы могли бы повеселиться.

Выйдя из спальни жены, Колдер провел рукой по лицу. Как часто он повторял этот жест за последние два дня…

Нехорошо получилось.

Но в выигрыше все же остался он, а не она. Разве нет? Дейдре согласилась поступить в соответствии с его требованием. По крайней мере, на этот раз. Тогда почему ему было так стыдно? Он не просил от нее ничего особенного, всего лишь завтракать и ужинать вместе.

Но ты не просил.

Брукхейвен раздраженно вздохнул. У него не было ни времени, ни желания подыскивать нужные слова. Он был человеком дела. Уже много лет, как он привык…

Рявкать.

Итак, он привык отдавать приказы: четко, без лишних слов. И он привык к тому, что его приказы исполняются немедленно. Нет причин менять свои привычки лишь потому, что какая-то девица решила, что его манера речи ранит ее чувства.

Брукхейвен вернулся в свой кабинет: в свое убежище, в свою пещеру, пропитанную его, чисто мужским духом. Его ждали дела. Дела серьезные, по-настоящему важные. Он не мог позволить этой вздорной девице отвлекать его от них.

Очень скоро Колдер поднял глаза от документов, поскольку услышал странный звук, словно под дверь ему что-то подсунули. А потом быстрый топот легких ног в коридоре. Колдер подошел к двери и, присев на корточки, поднял маленький бумажный сверток с нацарапанной детской рукой надписью: «Для папы».

Колдер вздохнул при мысли о том, что его дочь могла бы учиться прилежнее, и развернул бумагу. Внутри был кусок чего-то коричневого. Что там внутри? Орехи? Структура непонятного вещества была волокнистой. Нечто похожее использовал конюх для чистки конских копыт, но запах… Запах у этой субстанции был божественный.

Брукхейвен рассмотрел возможность того, что вкусно пахнущая субстанция отравлена, но затем решил, что Мегги никогда бы не пошла на столь явное преступление. Затем он подумал, что Мегги, будучи верной себе, могла предугадать, что он подумает, будто она поднесла ему отраву, и поэтому…

Брукхейвен покачал головой. Он решил отмести все возможные подозрения и принять подарок Мегги. Если Мегги хотела причинить ему вред, то все, что от нее требовалось, – это вести себя в том же духе, в каком она вела себя с ним все последнее время.

Колдер отщипнул крохотный кусочек. Блаженство. Самый вкусный ирис в его жизни. Признаться честно, он редко баловал себя сладостями, но это изделие могло составить гордость лучшего кондитера столицы. Но Колдер точно знал, что никто из его слуг не посмел бы ослушаться его приказа.

Но Дейдре могла.

Колдер убрал сверток в стол. Эти две чертовки его доконают, и яд не понадобится! Колдер взял себя в руки и принялся читать пояснительную записку к новому проекту.

Прошел примерно час, за который работа не продвинулась ни на шаг. Колдер скосил взгляд на ящик стола, в котором лежало заветное лакомство. Невинная сладость, завернутая в грубую бумагу. У Колдера руки так и чесались достать конфету. Нет! Он не позволит манипулировать собой. Это наверняка ее рук дело. Она подговорила Маргарет подсунуть ему конфету, чтобы добиться от него чего-нибудь. Нельзя идти у нее на поводу.

Манящий запах, обещавший неземное наслаждение, дразнил его, не давал думать ни о чем другом. Колдер быстро, словно украдкой, вытащил сверток из ящика, развернул и сунул в рот. Откинувшись на спинку стула и закрыв глаза, он блаженно вздохнул. Сливочно-шоколадная сладость медленно таяла на языке.

Не пропадать же добру! Колдер всегда был против напрасных трат.

Колдер приступил к завтраку как обычно – минута в минуту. И, несмотря на данные им накануне указания, за столом он был один.

– Фортескью, где ее светлость?

– Ее светлость еще…

– Ее светлость перед вами, милорд.

Колдер вскинул голову, услышав этот хрипловатый после сна, вкрадчивый голос. Дейдре действительно стояла в дверях, сонно прислонившись к дверному косяку.

Она потерла глаза ладонью и, разомкнув, наконец, сонные очи, произнесла, не скрывая досады:

– Господи, Брукхейвен, как можно завтракать в такую рань? Я на еду даже смотреть не могу.

У Брукхейвена перехватило дыхание.

– Во что вы одеты, миледи?

Дейдре в недоумении моргала.

– Вы велели мне наряжаться к ужину. Насчет завтрака никаких указаний не было.

Облаченная в наспех запахнутый шелковый пеньюар и нечто из полупрозрачного кружева под ним, со слегка растрепанными белокурыми прядями, рассыпанными по плечам, Дейдре всколыхнула воображение Колдера. Фантазия его уже буйно работала, рисуя смятые простыни и все прочее. Дейдре сладко, как кошечка, потянулась и зевнула, при этом, когда она прикрывала ладонью рот, рукав пеньюара соскользнул с плеча.

– Ну, раз я уже здесь, можно было бы и перекусить что-то, – все так же сонно сообщила Дейдре.

Вот так. Никаких тебе улыбок, никакого хрипловато-страстного «с добрым утром, любимый», никаких объятий и поцелуев…

Отсутствие всего вышеперечисленного не было для Колдера новостью, а вот внезапная острая тоска по всему этому – прежде такого с ним не случалось. Дейдре была его женой. Она должна просыпаться в его объятиях, и первое, что она должна видеть при пробуждении, – это его, Колдера, своего мужа…

Фортескью учтиво выдвинул для нее стул и, конечно же, получил улыбку и «спасибо», произнесенное таким волнующим хрипловатым голосом. На тарелке перед ней был лишь тост и нарезанное тонкими ломтиками яблоко. Чай она пила без молока и без сахара.

Колдер нахмурился. Она слишком мало ест. Конечно, фигура у Дейдре чудесная, но он ничего бы не имел против того, чтобы она немного поправилась. Он открыл рот, собираясь раскритиковать ее диету, но вовремя опомнился: это чертовски упрямое создание заморит себя голодом ему назло. И потому, взглянув на ее тарелку, он одобрительно кивнул.