Дезире - значит желание - Барбара Картленд Страница 24

Она ощутила, как герцог взял ее левую руку, снял белую лайковую перчатку, коснулся ее пальцев и вздрогнул — такими они оказались холодными. Потом, когда кольцо было надето на ее палец, она услышала, как герцог произносит:

— Этим кольцом я венчаюсь тебе… телом своим я поклоняюсь тебе… и всеми своими земными богатствами наделяю тебя.

Корнелия едва удержалась, чтобы не разразиться издевательским смехом, не крикнуть, что он лжет. Что будет, мелькнула у нее безумная мысль, если она повернется к собравшимся и во всеуслышание выкрикнет: «Он лжец и прелюбодей!»

Именно эти слова она твердила вчера вечером, поднимаясь к себе в спальню, хотя и не знала их точного смысла.

Неверными шагами она вошла в спальню и прислонилась спиной к двери, уставившись перед собой невидящим взглядом. Она была так бледна, и выражение лица у нее было такое странное, что Вайолет тут же бросилась к ней:

— Что случилось, мисс? Вам нехорошо?

— Не трогай меня! — воскликнула Корнелия. — . Подай мне шляпу и пальто.

— Мисс, вы же не собираетесь выходить в такое время? — запротестовала Вайолет.

— Подай мне пальто, — настойчиво повторила Корнелия.

— Какое именно, мисс? — спросила Вайолет. — И куда вы собираетесь?

— В Ирландию. Я уезжаю сейчас же… сию ми. нуту.

— Да что случилось, мисс? Что вас так расстроило?

В ответ Корнелия закрыла лицо руками и упала в кресло. Вайолет торопливо опустилась рядом с ней на колени и обняла ее.

— Нет, мисс, не надо! Не принимайте это так близко к сердцу.

— Ты знала!

Корнелия отняла руки от лица. Она не плакала — есть вещи, которые не оплачешь.

— Да, мисс, — тихо ответила Вайолет, — знала. Слуги болтают. Внизу это ни для кого не секрет.

— А я думала, что он любит меня, как я люблю его!

— Я знаю, мисс. Знаю, что именно так вы и чувствовали, и я молилась, чтобы вы оказались правы.

— Мне и не снилось… Я и понятия не имела… бормотала Корнелия. — Тетя Лили намного старше, чем он… но она такая красивая… я даже могу понять, почему он ее любит. Но жениться на мне лишь для того, чтобы видеться с ней, — это жестоко! Это мерзко! Кто еще, кроме… дьявола, мог замыслить такую подлость?

В глазах Вайолет стояли слезы.

— Бедная моя госпожа, — тихо проговорила она.

— Но я его люблю! — яростно воскликнула Корнелия. — Ты понимаешь, Вайолет, я все равно его люблю, хотя мне следовало бы его ненавидеть!

Она на мгновение закрыла глаза, чтобы спастись от ужасов собственного воображения, потом вскочила на ноги:

— Укладывай вещи, Вайолет! Возьми самое необходимое, и поедем.

Но Вайолет осталась стоять на коленях.

— Если вы сейчас уедете, мисс, вы его больше никогда не увидите. Он ни за что не простит вам того, что вы устроили скандал в последний момент. Подумайте, что будут говорить: приезд королевы, все эти подарки, отчеты в газетах. Это не то, что выйти замуж за обыкновенного человека, мисс. Его светлость — герцог!

— А мне все равно, кто он такой. Я любила его, а не герцогскую корону. Я уезжаю в Ирландию. Возвращаюсь к тем, кого знаю и понимаю, к своим лошадям, которые не лгут, не обманывают и не используют меня!

— Но вы ведь все равно любите его светлость, тихо проговорила Вайолет.

— Да, люблю, но и ненавижу тоже — за его жестокость и порочность.

А если вы уедете в Ирландию, то разве забудете его? — спросила Вайолет. — Подумайте хорошенько, мисс, прежде чем что-то сделать. Разве вы будете счастливее, когда оставите его? Знаете, как тяжко лежать ночами без сна, думая о любимом и зная, что не увидишь его наутро; как томишься, не слыша его голоса и не ощущая прикосновения его руки! О, мисс! Я знаю, о чем говорю. Нет ни одной минуты, когда бы я не думала о том, кого люблю, и не говорила бы себе, что больше не увижу его… никогда!

— Вайолет, мне и в голову не приходило, что ты так переживаешь.

Сердитым жестом Вайолет смахнула слезы с глаз.

— Какой прок говорить об этом? — спросила она. — Я вам это рассказываю, мисс, только ради того, чтобы вы подумали и не решали поспешно. Может быть, его светлость именно таков, как вы говорите, но вы ведь все равно его любите. Если бы мы, женщины, любили мужчин только за их добродетели, то на свете не было бы разбитых сердец. Думайте не о нем, — продолжала она, — а о себе. Когда вы станете его женой, то он будет привязан к вам хотя бы своим именем и положением. Вы будете хозяйкой в его доме. Куда бы ни завела его прихоть, он должен будет вернуться домой — к вам.

Корнелия беспокойно ходила из угла в угол. Какое-то время она стояла у окна, глядя в Парк, потом снова повернулась к Вайолет.

— Но как мне это вынести? — спросила она прерывающимся голосом. — Как смотреть на него, зная, что у него нет ко мне никаких чувств, что я для него всего лишь ширма, чтобы прятать свою любовь к другой?

— А если вы не будете его видеть, мисс? Если вы уедете, то разве не будете постоянно думать и гадать, что он делает, с кем он, кому он оказывает внимание?

Если вы выйдете за него замуж, то, по крайней мере, будете это знать.

— Да, то, что воображаешь, бывает намного страшнее того, что знаешь, — согласилась Корнелия.

— Вот именно, мисс, вот именно.

— Но почему мы должны так страдать, Вайолет? Стоит ли этого хоть один мужчина?

Задавая этот вопрос, Корнелия думала о том, как слабы женщины и насколько они зависят от мужчин. Именно мужчины делают их счастливыми или несчастными, а их жизнь безоблачной или мрачной, словно болотная трясина.

Герцог держал тетю Лили в объятиях, говорил, что любит ее, умолял ее бежать с ним, а та, глупое, пустое и слабовольное создание, отказала ему. До чего она жалка, с презрением думала Корнелия, если положение в обществе для Нее дороже, чем любовь!

«Будь я на ее месте, — размышляла Корнелия, — я пошла бы за ним хоть на край света».

И тут она поняла, что Вайолет права, уговаривая ее остаться. Она не может уехать, не может его оставить. С каждым днем, с момента их первой встречи, ее любовь становилась все глубже и сильнее. И хотя эта любовь была слепой и бессмысленной, она стала частью ее души, и отрицать это — все равно как отрицать тот факт, что она живет и дышит.

Корнелия теперь видела, как легко и глупо впала в заблуждение из-за своей наивности и особенно из-за своей застенчивости, которая мешала ей свободно говорить о том, что она чувствовала, и от этого ее переживания делались еще глубже. Сейчас она поняла, как жалко была обманута учтивостью герцога и его неизменной вежливостью по отношению к ней. В своем незнании мужчин она ошибочно принимала его предупредительность за любовь, а его сдержанность за хорошо скрываемую страсть. Какой же она была слепой, смешной и глупой!