Искусство порока - Мишель Маркос Страница 25

— Можете продолжать урок, мистер Маршалл.

— Вне зависимости от того, каково мнение вашей директрисы, давайте вернемся к теме нашего занятия. Нет, вас не осудят, к тому же это упражнение не является обязательным. Главное, леди, никакая техника, никакие попытки притворства не могут быть более приятными, чем естественная, искренняя реакция на мое ухаживание. Как это только что продемонстрировала мисс Макаллистер.

Атина почувствовала предательский румянец. Она повернулась к Эстер и была удивлена, что та согнулась пополам, а по ее кулакам, которые она прижала к губам, текли слезы.

— Эстер? Что случилось?

Эстер фыркнула и бросилась вон из комнаты.

Атина не могла оставить учениц одних, без присмотра, поэтому крикнула вдогонку:

— Эстер!

Ей не хотелось слишком громким криком привлекать внимание учениц, но ей незачем было об этом волноваться. Их внимание было полностью приковано к Маршаллу. Они стояли вокруг него, и он поочередно показывал им, что такое целомудренный поцелуй.

Атина нахмурилась. Что так расстроило Эстер? Потом она взглянула на Маршалла и вспомнила, как ее сердце ожило в его объятиях.

И подумала, что, возможно, то же самое произошло с Маршаллом.

Синее небо вдруг потемнело. В считанные секунды небеса разверзлись и хлынул ливень.

Жюстина совершала верховую прогулку в полях. Заметив, что погода меняется, она пустила свою лошадь галопом, но дождь все же ее настиг.

К тому времени, когда она добралась до конюшен, она уже шла пешком рядом с лошадью. Какой-то человек выбежал, чтобы встретить ее. Его коричневая куртка тут же промокла насквозь. Это был тот самый молодой грум, с которым она совсем недавно разговаривала.

— Мне очень жаль, — сказала она, заметив, что он внимательно осматривает лошадь, — но боюсь, что она хромает. Что-то случилось с правой передней ногой, еще когда мы были в поле.

Грум взял у нее поводья.

— Я займусь ею, мисс. А вам следует пойти в дом, вы совершенно промокли.

Она оставила его слова без внимания.

— С ней все будет в порядке?

Грум опустился на корточки и осмотрел ногу:

— Похоже на то, что ослабла подкова. Беспокоиться не о чем. Я позабочусь обо всем.

— А копыто не треснуло? — спросила она озабоченно.

— Надо завести ее в конюшню и там осмотреть.

Дождь барабанил по крыше конюшни. Молодой человек повел хромающую лошадь в конюшню и привязал ее, чтобы она стояла спокойно. Потом он зажег фонарь и, поставив его на табурет рядом с лошадью, поднял ее ногу, зажал между коленей и внимательно осмотрел.

— Гвозди подковы с одной стороны расшатались, мисс. Но копыто не пострадало. Как только я сниму подкову, ваша лошадка будет в полном порядке, — сказал грум, вытирая рукавом мокрое лицо.

— Вы меня успокоили. Спасибо, мистер…

Он приложил руку к насквозь промокшей фуражке.

— Кин, мисс. Эллиот Кин.

— Спасибо, мистер Кин.

Улыбка вдруг исчезла с его лица.

— Прошу прошения, что спрашиваю, мисс, но вы плакали?

Она ушам своим не поверила, с нее ручьями стекала дождевая вода. Как он мог заметить, что она плакала?

Она могла бы притвориться, будто не поняла, о чем он спрашивает. Или отчитать его за его непочтительность. Но было видно, что он искренне озабочен.

— Не о чем беспокоиться, мистер Кин.

— Это ведь не из-за подковы, не так ли, мисс? Обещаю, что ваша лошадка будет готова через несколько минут.

Она натянуто улыбнулась:

— Мне просто было с утра как-то грустно, и я решила поделиться своими чувствами с моей Молнией.

— Да, лошади замечательные компаньоны, хотя слишком молчаливы. Похоже, что в данную минуту вам больше нужен друг, мисс.

— Возможно, вы правы. Моя лучшая подруга живет в Кентербери. Надо будет пригласить ее к нам.

— Моя мама обычно говорила, что когда ты в беде, лучше сосед рядом, чем брат за морем.

— Что вы сказали, мистер Кин?

Он пожал плечами, но потом сказал:

— Я знаю свое место, мисс. И если я слишком фамильярен, вы так и скажите. Но я думаю, что леди не должна грустить. Каждая слезинка женщины — позор для всех мужчин, где бы они ни были.

Он смотрел на нее, и в его карих глазах она прочла беспокойство, которое было сильнее, чем страх потерять работу. Длинные ресницы и чисто выбритые щеки делали еще более молодым его и без того юное лицо. Она легко могла себе представить, что девушки от него без ума.

— Вы очень добры, мистер Кин, — сказала она с той же вымученной улыбкой, — но вы ничем не можете помочь.

Он кивнул:

— Ладно, мисс. Можете не говорить. Я спрошу у вашей Молнии, что вас беспокоит. Она не такая скрытная, как вы.

Она засмеялась. Это был ее первый искренний смех за очень долгое время.

— Но если вы почувствуете, что вам нужен друг, мисс, который не так далеко, вам нужно только послать за мной.

Жюстина протянула ему руку в перчатке:

— Спасибо, мистер Кин, что заботитесь о Молнии. О нас обеих на самом деле.

Но когда он взял ее руку, в голове у нее мелькнула шальная мысль. Она знала, что это будет единственный момент, когда они прикоснутся друг к другу, и мысленно прокляла перчатку, которая была между ее кожей и рукой. Был лишь один способ украсть такую ласку, прежде чем это мгновение пройдет, и навсегда.

Запрещено, подсказывало ей сознание, но от этого желание лишь усиливалось. Она задыхалась в рамках того поведения, которое предписывало общество. Но в этом обтягивающем ее фигуру мокром платье и с волосами, прилипшими к ее лицу, она не чувствовала себя леди. Сейчас, в этой конюшне, когда стена ливня скрывает ее от остального мира, у нее есть возможность сделать шаг навстречу пороку. Здесь она стала неким существом, с инстинктами и чувствами, как у этих лошадей, наблюдавших за ней из своих стойл.

Всего один поцелуй, молило ее тело. Высокородные джентльмены требовали слишком много, а простые мужчины не просили ни о чем. В памяти всплыли практические занятия по овладению искусством эротического поцелуя, которые проводил лорд Радерфорд. Но сейчас они были как-то не к месту, будто ее опыт с этим лордом был подделкой.

Дрожа всем телом, она подошла к Эллиоту совсем близко и, нерешительно подняв голову, мягко поцеловала его в губы.

И тут же опустила глаза. Она почувствовала себя глупо, хуже того — порочной. Он был слугой, а она воспользовалась своим положением хозяйки. Теперь он будет бояться, что потеряет работу. Что было совсем уж плохо, так это что ей скоро будет тридцать, а он был по крайней мере на пять лет моложе. Это было неприлично, скандально… запрещено.