Полет сокола - Дафна дю Морье Страница 25

Женщина все еще говорила, ребенок все еще плакал, когда я отвернулся и с сильно бьющимся сердцем пошел обратно по улице.

На пьяцца делла Вита я купил газету и, остановившись под колоннадой, стал лихорадочно ее перелистывать. Про убийство ни слова. Видимо, полиция изучала информацию о пропавших в провинции и теперь вызвала брата и сестру Джиджи в Рим для опознания тела. Возможно, и нет. Возможно, римская полиция выслала для опознания что-нибудь из одежды… шали, корзины. Наверное, этого вполне достаточно.

А что дальше? Где разгадка преступления? Причина ограбления? Полиция никогда не узнает, что вскоре после полуночи некто вложил в руку жертвы купюру достоинством в десять тысяч лир. Деньги истрачены, они успели перейти от вора и убийцы в десятки рук. Вора и убийцу никогда не поймают. Как и того, кто вложил деньги в руку убитой. Оба они должны нести бремя вины.

Когда я вернулся в библиотеку, секретарша и другие сотрудники уже давно вернулись с перерыва. Было около трех часов. Все уставились на меня, будто знали, что я побывал в часовне Оньиссанти и с какой целью.

Как ни в чем не бывало я подошел к книжным полкам и занялся разборкой немецких книг, хоть и без прежнего интереса. Лицо покойной Марты, за последние три дня отступившее в тень, вновь стояло передо мной. Сомнений не оставалось. Но мучила меня не та Марта, которую я знал в прошлом, а лежащая как груда тряпья пьяная старуха, какой она стала. Откуда этот кислый, затхлый запах? Марта… такая опрятная, чистоплотная, вечно что-то стиравшая, гладившая, складывавшая чистое белье, прибиравшая в платяных шкафах? Ответить на мой вопрос могли только двое – сапожник и его сестра.

Конечно, они все знают. Они могли бы во всех отвратительных подробностях, год за годом пересказать мне историю ее падения.

Разумеется, то была наша вина. Моей матери и моя. Мы могли бы написать ей из Турина. Я мог бы написать. Навести справки. А потом из своего генуэзского агентства позвонить в Руффано и попросить предоставить информацию. Я этого не сделал. Прошло двадцать лет. И с каждым годом Марта опускалась все ниже.

Около четырех зазвонил телефон. К аппарату подошла синьорина Катти.

Несколько секунд звучал ее медоточивый голос, затем она положила трубку.

– Синьору Фосси все еще нездоровится, – отчеканила она, обращаясь к нам. – Сегодня его не будет. Он просил нас оставаться на работе до семи часов.

Тони тут же заявил протест:

– Сегодня суббота. По субботам синьор Фосси отпускает нас в шесть.

– Возможно, – возразила секретарша, – но только тогда, когда он сам здесь. Сегодня это не так. В эту минуту синьор Фосси лежит в постели.

Она снова склонилась над своим гроссбухом, а Тони с наигранным состраданием приложил руки к груди.

– Когда мужчине за сорок, ему следует поумерить аппетит к плотским утехам.

– Когда мужчине под двадцать три, – заметила секретарша, – ему следует хоть немного уважать старших по должности.

Слух у нее был острее, чем я предполагал, сообразительность, видимо, тоже. Каждый из нас четверых вернулся к своим делам, и все мы искренне удивились, когда около семи часов в библиотеку вошла виновница недомогания синьора Фосси. Красный костюм был ей очень к лицу. В ушах поблескивали золотые сережки. На плечи было накинуто темное пальто. Небрежно кивнув секретарше и даже взглядом не удостоив двух младших сотрудников, Карла Распа через всю комнату направилась прямо ко мне.

– Привет, – сказала она.

– Привет, – ответил я.

– Как дела?

– Дела отлично.

– Работой довольны?

– После туристов сойдет для разнообразия.

– Так я и думала. Нельзя иметь все сразу. – Что-то тихонько напевая, она подняла глаза на книжные полки. Склонившаяся над столом секретарша словно превратилась в алебастровую статую. – Что вы делаете сегодня вечером? – спросила меня Карла Распа.

– Что делаю?

– Именно об этом я и спросила.

Ее глаза – две горькие миндалины – оценивающим взглядом окинули мою особу. Я пытался вспомнить, кто же: не то птица, не то рептилия пожирает самца после акта любви. И вспомнил – богомол.

– У меня встреча с двумя студентами из пансиона, в котором я остановился, – быстро нашелся я. – Мы вместе перекусим, а потом пойдем в кино.

– Что это за пансион?

– Пансион синьоры Сильвани, – после некоторого колебания ответил я.

– На виа Сан Микеле, двадцать четыре? Так мы же соседи.

– Похоже, что так.

Она улыбнулась. По ее улыбке можно было подумать, что мы ведем какую-то конспиративную игру.

– Удобно устроились? – спросила она.

– Очень удобно. Студенты – славные ребята. Все с факультета экономики и коммерции.

– Экономики и коммерции? В таком случае мне вас жаль. Вы не заснете от шума. Это настоящие гуляки.

– Прошлой ночью они вели себя достаточно тихо, – возразил я.

Она продолжала взвешивать мои pro и contra. Я заметил, что Тони, стоя на лестнице, прислушивается к нашему разговору.

– Где вы собираетесь ужинать? – спросила она.

– Дома, – ответил я. – Кормят просто отлично. – И дабы сделать свое алиби более убедительным, пояснил:

– Моих юных друзей зовут Паскуале, Паоло и Катерина Паскуале.

Она пожала плечами.

– Никогда не вступаю ни в какие контакты со студентами факультета экономики и коммерции.

И здесь Тони дал мне подножку.

– Вы сказали, Паскуале? – спросил он, желая проявить самые дружеские чувства. – В таком случае ваше свидание сорвалось. По субботам они всегда уезжают в Сан-Марино. Возвращаясь сюда днем, я видел, как они уезжали. Не повезло!

Он широко улыбнулся и в полной уверенности, что оказал мне услугу, направился в другой конец библиотеки за пальто.

– Отлично, – сказала моя преследовательница. – Значит, вы свободны.

На мгновение передо мной мелькнуло видение больного Джузеппе Фосси, лежащего на одре, но я тут же с облегчением вспомнил, что он на несколько лет старше меня. К тому же не исключено, что все дело в стряпне. На моих губах заиграла улыбка групповода.

– Да, свободен, – пробормотал я. – Мы поужинаем в "Отеле деи Дучи".

Она вскинула брови:

– К чему лишние траты? Кроме того, когда мы освободимся, он уже закроется.

Ее замечание прозвучало довольно зловеще. Оно намекало на изнурительную гонку, даже без аперитива для поддержания аппетита. Я отнюдь не был уверен, что выдержу подобное напряжение и окажусь на высоте. Я не против таких подвигов, но предпочитаю сам выбирать для них время.