Любовь, вне игры. История одного политического самоубийства - Ирина Хакамада Страница 25

– Саш, ну что за паника? – Воинов отошел от окна, тяжелой поступью прошелся по кабинету. – Если Гордееву надо притормозить – притормозим… Ну вспомни: кого мы не остановили? Не помнишь? С бабами и того проще. На каждую бабу сыщется свой ДиКаприо, который убьет в ней политика.

– Не понял… – Егоров наконец спрятал портсигар в кармане. – Белье, что ли, ее желаешь перетряхнуть? Да ерунда все это, Ген! Сегодня выстрелом грязью уже никого не убьешь. Только рейтинга добавишь…

– А тут и понимать нечего. – Воинов подошел к дубовому столу и вытащил из нижнего ящика папку. – На, посмотри…

– И что? Выставка какая-то… Ну, юный воздыхатель… Инфа для желтой прессы: политик и художник… Слушай, а я, кстати, о Гордеевой был лучшего мнения… Думаю, могла бы найти кого-то и посолидней…

– А ты о другом подумай. Всего-то и нужно: иметь рядом с ней своего человека. Прием известный со времен цариц. Беспроигрышный вариант… Так что подумай лучше о том, как все это облегчает и, главное, удешевляет нам задачу…

– Понял, Геннадий Николаевич, вашу мысль! Понял. – Глаза Егорова загорелись азартом.

– Одно «но». – Геннадий медленно опустился в кресло: какая, на хрен, охота? С такой-то одышкой… – На художника этого тоже материальчик имеется…

– И когда все успеваешь? – не без уважения в голосе уточнил Егоров. – Все по старой дружбе?

– Гм… – Воинов оставил вопрос без ответа. – Так вот: движение вверх по поступательной. Вроде делал все сам. В связях с органами, властью замечен не был. Все пристойно, красиво… и пресно. В общем, прежде чем брать в оборот, надо бы протестировать его… на профпригодность… Разузнай, какой там у нас скандал оборот набирает… На защиту чего твоя Гордеева кинется… Ну а дальше… сам знаешь. Не мне тебя учить, Сань.

* * *

– Привет! Звоню скорректировать планы на вечер. Так что, мы сегодня ужинаем?

Мария упаковывала сумку: анальгин, фенистил, активированный уголь, упаковка биологических добавок… Конечно, день-два на Байкале – всего ничего, но все-таки…

– Привет!!! Прости, сегодня не могу… Уезжаю. Срочно.

– Ну что у тебя опять случилось? – В голосе Василия неоднозначно звучала ирония.

– Строительство нефтепровода… Люди третий день митингуют. Старая история. В прошлом – завод, теперь – труба. Бедный Байкал… Все не могут оставить его в покое…

– Так ты на Байкал поедешь митинговать? – очень тихо уточнил Василий.

– Прислали телеграмму. Просили поддержать. – Она поймала себя на чувстве вины: пусть даже только ее легкой тени. – Пойми, для них очень важен приезд федерального политика. Важно, что есть диалог с властью. Они же, представляешь, сами встали. Поверили, что никто не защитит, поняли, что ни на кого надеяться нельзя. И я должна помочь… Надо собраться. Утром – самолет. Вернусь, и поужинаем, ладно?

– Ладно… – Он хотел сказать ей что-то еще, но передумал. – Пока.

– Пока. До встречи… Ты – моя любовь. Помни об этом…

* * *

Митинг закончился, призывы сопротивляться строительству нефтепровода и обещания биться до конца остались позади, а люди и не думали расходиться. Кроме общей проблемы у каждого были и свои, в масштабах России, конечно, маленькие, но ничуть не менее важные проблемы, беды, вопросы.

– Слушайте, а на эту пенсию в семьсот рублей прожить можно?

– Вы – пробовали?

– А какая зарплата у вас, депутатов?

– Вы там в своей Москве зажрались совсем! Мы тут все производим, а живем – в говне! Когда это кончится?

Быстро отвечая, Мария внутренне заводилась. «Да что рассуждать! Надо действительно проводить реформу власти! „Газпром“ и „Лукойл“ должны платить налоги там, где нефть качают, и чтобы шестьдесят процентов налогов оставалось на местах, а не наоборот… Нет, дальше так невозможно! Пора что-то делать… Вот вернусь…»

– Ребенка в армию забрали… – донесся безнадежный речитатив. – Откупиться – так денег не нашли. Избили. Почки отбиты. В суде не можем…

Поток жалоб – от мужа-пьяницы до отсутствия денег в регионе – казался нескончаемым и вызывал острый приступ дежа вю. Он был привычен, как разбитые дороги, как скрипящие дверные петли… Но почему-то от этого не становился менее болезненным.

– Давайте присылайте, сделаю запрос в Генеральную прокуратуру, попытаюсь разобраться…

Народ начал расходиться… Держа за руку красивую девушку в черных очках, к Марии подошел мужчина:

– Мария, вы нас не помните?

– Нет. Не помню…

– Это моя дочь. Мы как-то давно приезжали к вам: она у меня поет, мы просили помочь ей с концертами… Вы отправили нас к людям… Знаете, с концертами не получилось, но ведь она замуж вышла! В нее тот парень влюбился, с которым вы ее познакомили! Все один к одному сложилось. Поженились, теперь ребенка ждут. Так что – спасибо вам… Вот, возьмите, от всей души… правда…

– Ну надо же! – Мария взяла протянутые цветы. Она совершенно не помнила, чтобы кого-то с кем-то знакомила, и не очень понимала, за что ее благодарят. – С ума сойти. Счастья вам!

– Вы, демократы, – скоты! – выкрикнул кто-то напоследок. – Ненавижу вас!!!

Мария смолчала. Семьдесят лет верили, строили, мечтали, и вот – на тебе: все развалилось, рухнуло, потеряно… Ощущая на себе бремя ответственности, Мария на выкрик не обиделась. Но вдруг поняла, что устала. Выдохлась… Коллега заметил резкую перемену в настроении. Попытался ее поддержать:

– Сейчас короткий обед, а после – встреча с губернатором и местной администрацией. Это хороший знак: все напряглись! Предлагаю остаться и переночевать здесь, а утром – улетите.

– Хорошо, – подумав, Мария согласилась. – Только у меня завтра важное совещание в четыре, надо успеть: вылететь очень рано или в ночь. Есть такой рейс?

– Постараемся… что-нибудь придумаем… Да не волнуйтесь, подсадим куда-нибудь…

Администрация пошла навстречу капризу федерального политика и поменяла ведомственную гостиницу на пустующее общежитие в глухомани. От крестьянской деревянной избы ее отличала лишь покосившаяся, но явно новая табличка «Отель». Приют командировочных и охотников был далек от сервиса хотя бы трех «звезд»: несколько полутемных комнат, по три койки в каждой, общий душ… Эдакий затерявшийся в лесу «bеd&breakfast» – по крайней мере, Марии обещали, что завтрак для нее организуют.

Да, в общем, совсем не в завтраке дело. Койка есть, одеяло есть, и этого достаточно. Главное – нет здесь заезжих начальников, суеты и пустопорожней болтовни за ужином с обильным возлиянием. Только скрип деревянных половиц и озеро – огромное пресное море, окруженное строгой тайгой.

Мария подошла к кромке воды – прохладно, но терпимо. Не устояла перед искушением погрузиться в красоту, разделась. На всякий случай, по привычке, надела специально прихваченный купальник. Поеживаясь, вошла в воду. Вода обняла ее, подтолкнула сильным течением, подхватила. Стараясь не очень удаляться от берега, Мария плыла и чувствовала, как уходят мелкие, повседневные мысли, страхи, сомнения. Остро ощутила какую-то «проходящесть» всего – и забот, и устремлений, и желаний…