Иллюзия любви. Сломанные крылья - Ольга Дремова Страница 25

— Почему вы так со мной разговариваете?! — неожиданно в душе Насти всколыхнулась неприязнь к этой странной женщине со шваброй в руках.

— Шла бы ты в палату, а то только под ногами крутишься, — недовольно бросила нянечка. — Я тебе говорю — ты не веришь. Дело твоё. Вот выпишут тебя домой, ты меня ещё сто раз вспомнишь. Належится она…

Задевая о банкетки шваброй и бубня что-то себе под нос, уборщица стала удаляться по коридору. Глядя ей вслед, Настя с жалостью улыбнулась. Бедная женщина! Среди тряпок и швабр она совсем разучилась радоваться жизни. Видеть мир в чёрно-белых тонах — это великое несчастье. Теперь, когда на свете есть маленькая Катюша, всё изменится к лучшему. А как же иначе? Они с Леонидом так долго ждали появления малышки, что по-другому просто и быть не может!

Взглянув на часы, висящие в рекреации, Настя нащупала в кармане жетон и пошла к телефону-автомату.

— Алло, мам, ты? — стараясь не шуметь, она забилась в угол лестничной площадки и прикрыла трубку рукой. — Мам, это я, привет!

— Привет! Как ты там? — из-за плохой связи голос матери звучал тихо-тихо, как будто она говорила из глубокого подземелья.

— Мам, говори громче, я ничего не слышу!

— Я говорю, как ты там?!

— У меня всё хорошо. Сегодня мне приносили Катеньку, только я не смогла её как следует разглядеть, она была завёрнута, как кулёк, в сто пелёнок, один нос торчал наружу.

— Какая она хоть есть-то?!

— Не знаю! — Настя тихо рассмеялась.

— Что значит не знаю?! — с волнением проговорила Марина Дмитриевна. — Какого цвета у неё глазки? Как у тебя, голубенькие?

— Какие там глазки, она спала, как сурок!

— Ну вот… — расстроилась мать. — Ничего-то ты толком не знаешь. Собственного ребёнка и то разглядеть не можешь.

— Мам, послезавтра нас выписывают, вот и увидитесь, сама всё рассмотришь. Кстати, о выписке. Ты Лёнечке дозвонилась? Врач говорит, он должен подъехать сюда к двенадцати с моими документами и всем необходимым для Катюшки.

— Насть… — в трубке что-то зашипело, и голос матери почти совсем пропал.

— Мам, я опять ничего не слышу. Сейчас, подожди! — Настёна подёргала и без того растянутый провод. — Говори!

— Я договорилась с Леонидом, что мы подъедем к тебе чуть пораньше, часам к одиннадцати-половине двенадцатого. Все нужные вещи он обещал привезти с собой.

— Вот видишь, а ты переживала! — обрадовалась Настя. — Я же тебе говорила, что Лёнечка — чудо, а ты мне почему-то не верила, обвиняла его во всех смертных грехах!

— Насть, давай не будем толочь воду в ступе, — сквозь треск слова матери были слышны плохо. — Поживём — увидим.

— Да нечего тут смотреть! — с жаром проговорила Настя. — Он у меня замечательный, только ты никак не хочешь этого понять!

— Я до твоего замечательного два дня дозванивалась, никак за хвост поймать не могла. А когда дозвонилась, он лыка не вязал, — голос Марины Дмитриевны неожиданно прозвучал чересчур громко.

— Мам, ну, это же понятно! У человека родилась дочка! Ты что думаешь, другие мужики ведут себя как-то иначе? Да все они одинаковые!

— Все, да не все! — даже сквозь шипение трубки было слышно, как женщина громко вздохнула.

— Мам, ты просто предвзято к нему относишься!

— Слушай, Насть, давай поговорим о чём-нибудь ещё, — устало произнесла мать.

— Знаешь что, как только я заговариваю о Леониде, ты либо осыпаешь его незаслуженными упрёками, либо пытаешься перевести разговор на другую тему!

— Насть, нам что, не о чем больше поговорить?

— Наверное, не о чем! — неожиданно в тоне Насти появилась злость. — Мам, хочешь ты этого или нет, тебе придётся смириться с тем, что он — отец Кати и мой муж, и я не позволю тебе отзываться о нём плохо!

— Да успокойся ты, никто не трогает твоего драгоценного Лёню!

— Вот и хорошо! — неожиданно в трубке раздался сигнал, предупреждающий, что через десять секунд связь закончится, но бросать следующий жетон у Насти не было никакого настроения. — Ладно, мам, сейчас нас разъединят. Спокойной ночи. Я тебе завтра вечером позвоню, — торопливо сказала она и, не дожидаясь, когда их действительно разъединят, положила трубку.

* * *

Настеньке нездоровилось. Весь день с самого утра её слегка познабливало. Стараясь не обращать внимания на слабость, она, как обычно, занималась своими домашними делами, но время от времени ловила себя на мысли, что ей хочется сесть в уголок дивана, закутаться в тёплый шерстяной плед и, прислонив тяжёлую голову к мягкой спинке, закрыть глаза.

Вероятнее всего, простудилась Настя вчера. Отполоскав Катюшкины пелёнки, она вышла вывешивать их на балкон и почувствовала, как под халат, на влажное от пота тело, проникает прохладный ветер. Ещё тогда она подумала, что её может продуть, но вернуться, чтобы надеть на себя что-нибудь поверх тонкого халатика, у неё просто не было сил. Перебросив бельё через верёвку, Настя наскоро закрепила его прищепками и, торопливо подхватив таз, юркнула обратно в комнату.

Особенно акцентировать внимание на том, заболеет она или нет, Насте было некогда. Время близилось к восьми, и требовательный крик Катюшки напоминал, что пора разогревать бутылочку с детской смесью. Кроме того, с работы скоро придет Леонид, рассчитывающий на горячий ужин, и поэтому Настя махнула на себя рукой, понадеявшись на то, что всё как-нибудь обойдётся само собой.

Но этого не произошло. Чувствуя, как с каждым часом голова становится всё тяжелее и тяжелее, она прикрывала глаза, и тогда под веками начинали перекатываться мелкие твёрдые крупиночки, похожие на песчинки. Хвататься за градусник было необязательно — и без того понятно, что у неё начинает подниматься температура. Но бросить всё и улечься под одеяло Настя позволить себе не могла.

Стоять у раковины и держать бутылочку со смесью под краном не осталось сил. Пододвинув ногой табуретку, Настя уселась на неё, приложила горящий лоб к холодному борту нержавейки и услышала какое-то неясное надоедливое гудение.

В первый момент она не могла понять, откуда доносится этот звук. Сначала ей показалось, что он раздаётся с улицы, потом подумала, что, сотрясаясь от мелкой вибрации, дрожит раковина, к которой она только что прислонилась. Но когда, закрутив кран, Настя смогла оторваться от мойки и распрямиться, стало абсолютно ясно, что кран здесь ни при чём. От сильного озноба мелко постукивали её собственные зубы, и этот звук, противный и надоедливый, отдавался в голове.

Судя по ощущениям, температура неуклонно приближалась к тридцати восьми, и, чтобы не расклеиться окончательно, Настена полезла в аптечку. Громко выражая своё неудовольствие задержкой долгожданного ужина, Катерина заливалась на все лады и, выводя незамысловатые рулады, требовала срочно исправить ситуацию.

— Сейчас, сейчас!