Наперекор судьбе - Вивьен Адамс Страница 25

— Кто хочет оладьи? Или, может быть, лучше приготовить тосты и яичницу? — спросила она бодро, когда вошла в кухню.

— Оладьи! — воскликнула Мэри Клер. — Обожаю оладьи!

— Я тоже, — заявил сидящий за столом Джонатан.

— Ну что ж, тогда испечем оладьи.

Шери открыла дверцу шкафа и достала большую чашку. Насыпав в нее муки, замесила тесто. Потом включила кофеварку.

Казалось, ей бы радоваться тому, что они с Джонатаном не испытывают неловкости в общении. Но вместо этого она была разочарована и даже немного раздражена тем, что Джонатан ведет себя как ни в чем не бывало, словно забыл об их вчерашнем поцелуе.

— Доброе утро! — приветствовал их Кейн, входя в кухню через заднюю дверь.

Шери почувствовала, как зарделись ее щеки. Воспоминание о том, что он застал ее в объятиях Джонатана, было еще слишком свежо в памяти.

— Что за ночь, что за утро, что за прелестный день! — воскликнул Кейн жизнерадостно и тут же поинтересовался: — Кофе готов?

— Доброе утро! Кофе поставлен, но еще не готов, — ответила ему Шери.

Кейн выглядел невыспавшимся и усталым, как будто кутил ночь напролет. И тут Шери вспомнила о кобыле. Ну конечно же!

— Недотрога! Она что, ожеребилась? — спросила Шери, уверенная, что именно этим объясняется внешний вид Кейна.

— Да. Около пяти часов утра.

— Но это же здорово! — воскликнул Джонатан. — И кто родился у счастливой мамаши? Сын или дочь?

— Сын. И поверьте мне, настоящий красавец, — с гордостью произнес Кейн и спросил: — Кто хочет пойти со мной в конюшню после завтрака посмотреть на малыша?

— Я с удовольствием взгляну, — сказала Шери.

— Может быть, мы пойдем все вместе? — предложил Джонатан.

Кейн и Мэри Клер шли впереди, Шери и Джонатан позади них.

Едва он взял Шери под локоть, ее как будто снова пронзило электрическим током. Она едва поборола стремление отдернуть руку, ибо с этим прикосновением к ней вернулись желание и сладостная боль, которые вроде бы поутихли к утру.

Она не переставала напоминать себе, что вчерашний поцелуй был случайным. И хотя не сожалела о произошедшем, но для себя решила, что не позволит, чтобы это повторилось опять.

Джонатан, идя рядом, не мог не чувствовать напряжения, исходящего от нее. И был уверен, что знает причину ее состояния.

Ему хотелось остановиться, заключить ее в объятия и снова ощутить вкус ее сладких чувственных губ.

И более чем когда-либо он хотел взглянуть Шери в глаза, чтобы убедиться: вчера она испытала то же наслаждение, что и он. И жаждала его так же, как он ее.

Его мгновенная реакция была подобна вспышке молнии, и он не мог припомнить кого-то еще, кто возбуждал бы его так, как Шери. Как жаль, что она убежала, оставив его страсть неудовлетворенной.

Если бы Кейн выбрал другое время, то он, Джонатан, наверняка овладел бы ею прямо на кухонном столе. Появление брата спутало все карты, и в результате Джонатан провел ночь в муках.

Он и сейчас все еще был возбужден, и ему стоило больших трудов делать вид, будто между ними ничего не произошло. Джонатан не знал, как и когда это случилось, но Шери терпением и лаской постепенно растопила лед в его сердце.

— Шери, я должен перед вами извиниться, — произнес Джонатан.

Его хрипловатый голос вызвал у нее холодную дрожь.

— За что? — спросила она спокойно, на самом деле прекрасно зная, о чем идет речь.

— За свое поведение прошлой ночью. Я потерял над собой контроль. Простите.

Он извиняется — значит, сожалеет, что поцеловал ее! Эта мысль болью отозвалась в ее сердце, но Шери тут же взяла себя в руки.

— Это был всего лишь поцелуй, — сказала она нарочито равнодушно и добавила, чувствуя себя совершенно потерянной: — Извинения приняты.

Джонатан споткнулся, и тело его подалось вперед. Шери отреагировала мгновенно, тут же подхватив его… И во второй раз оказалась в его крепких объятиях.

Ей стало жарко, и она почувствовала, как желание вновь пробуждается в ней. Его губы были всего в нескольких дюймах от нее. Она еле сдерживалась, чтобы не впиться в них своими устами.

Шери попыталась отступить назад, но Джонатан не хотел отпускать ее. Напряжение достигло предела.

— Спасибо. Я такой неуклюжий.

Она продолжала ощущать его горячее дыхание, тело ее трепетало, кружилась голова.

— Не за что, — ответила Шери, надеясь, что он не заметил легкой дрожи в ее голосе.

Когда они подошли к ограде, Шери увидела двор и хозяйственные постройки, число которых возросло с тех пор, как она была здесь в последний раз.

Кейн открыл ворота.

— Мы перевели Недотрогу в новую конюшню перед тем, как я улетел в Англию. Здесь мы содержим лошадей, которых используем для верховой езды. Тут спокойнее, — объяснил он, когда Шери и Джонатан прошли внутрь.

Конюшня была светлая и просторная, с десятью стойлами, по пять на каждой стороне.

— Недотрога в крайнем стойле слева, — сказал Кейн, когда они чуть прошли вперед.

Несколько лошадей высунули головы над дверцами и с любопытством косились на вошедших.

— Подождите минутку. Я сначала посмотрю, как себя чувствуют мать и жеребенок.

Вдыхая знакомый запах конюшни, Шери улыбнулась, ибо в ней пробудились воспоминания о счастливых минутах прошлого.

Лошадь, стоящая в ближайшем к ней стойле, фыркнула и тряхнула головой.

Мэри Клер бросилась к отцу, схватив его за руку.

— Папа, я боюсь.

— Здесь нечего бояться, — заверил ее Джонатан. — Давай я возьму тебя на руки.

— Да, папа, пожалуйста.

Джонатан освободился от руки Шери, наклонился, поднял дочь и прижал к груди.

— А теперь скажи мне, что ты увидела страшного.

— Б-большую лошадь. Она смотрит на меня.

— Она что, показывает тебе зубы или пытается укусить тебя?

Мэри Клер нервно засмеялась.

— Нет. Лошадь кивает головой и смешно фырчит, — сказала девочка.

— Она просто нюхает воздух, пытаясь уловить твой запах. Лошади любопытны, вот и все. Не так часто сюда заходят такие хорошенькие девочки, как ты, — сказал отец, улыбаясь. — Какого она цвета?

— Коричневая с маленьким белым пятном на носу, — ответила Мэри Клер уже более уверенно.

— Их клички написаны на двери стойла. Шери, как зовут эту лошадь?

— Матильда…

Она смотрела на табличку и не верила своим глазам. Так звали лошадь, на которой она училась ездить верхом. Это была кобыла, которая, как уверял Джонатан, имела на редкость спокойный нрав. И это действительно оказалось так.