Пуговицы и кружева - Пенелопа Скай Страница 26

Я изо всех сил лягнула мужчину по ноге:

– Отпустите меня немедленно! Я тебе хер оторву!

Мужчина вынул из кармана шприц и зубами стянул с него колпачок.

Э-э, нет уж! Мне больше не хотелось никаких наркотиков – кто скажет, что они со мной сделают в бессознательном состоянии? Я больше не хотела терять контроль над реальностью.

– Стой, стой! – Я прижалась к противоположной двери. – Я больше не буду. Только не колите…

Мужчина надел колпачок на шприц и сунул его обратно в карман:

– Только пикни – и сразу получишь.

Он облегченно расправил плечи и стал смотреть в окно. События этого дня, видимо, сильно его утомили.

Так. Он вырвал меня из лап Боунса, но свободы я все же не получила. И как это все им сходит с рук? На языке у меня вертелась масса вопросов, но я боялась раскрыть рот, помня о шприце.

Тогда я отвернулась к окну и постаралась успокоиться. Хотелось реветь в голос, но я сдерживала себя. Все равно не может же этот мужчина оказаться хуже Боунса. Это просто невозможно! Значит, куда бы они не отвезли меня, там будет лучше, чем в особняке.

Я повторяла эту мысль про себя, как мантру.

Я старалась поверить самой себе.

Она думала, что мы ее спасли.

Вот дура!

Она думала, что Боунс плохо с ней обращался… Ну погоди ж, увидишь еще, на что способны я и мой братец. Уж мы-то покажем, что такое настоящий кошмар. Узнаешь еще, как выглядит чистое, натуральное зло!

Так что, возможно, ты еще изменишь свое отношение к уколам.

Она прижалась к двери и сидела тихо, словно мышь. Скованные «браслетами» руки лежали у нее на коленях, сама же не отрывалась от окна. Руки слегка дрожали. Она явно была напугана, но все-таки держалась.

Ну да. Если она думала, что это и есть страх, то ее ждал сюрприз.

Где-то через час мы вернулись на базу, где нас не могли видеть любопытные глаза. Боунса и его людей на этот раз мы нахлобучили по самые гланды. Ошеломленные, они не могли нас преследовать. Тем более что большая часть его боевиков оказалась уничтоженной, и Боунсу теперь потребовалось бы время, чтобы собрать новую команду.

Мы были в безопасности. Пока что.

Автомобиль остановился, мы вышли. Я подошел к противоположной двери и выдернул женщину из салона. Ноги ее не держали, поэтому она едва не грохнулась на бетон дороги. Женщина что-то прошипела сквозь зубы, но по-прежнему не проронила ни слова.

Я ухватил ее за загривок и повел в здание. Высадившиеся бойцы снимали свои бронежилеты, снимали с себя оружие – битва была окончена и опасность миновала. Кейн и остальные зашли в дом сразу за нами, обсуждая нашу победу.

– Этот ублюдок даже не заметил, как мы ворвались к нему!

Кейн вошел в комнату и немедленно налил себе виски.

– Я прострелил ему руку, чтобы послушать, как он будет орать от боли. Просто чудесно!

Женщина стояла посреди комнаты. Руки ее оставались скованными. Она внимательно осматривалась, ища пути к бегству. Лицо ее оставалось непроницаемым. Вообще, ей удавалось сдерживать свой страх.

Я снял наручники, так как уже не видел смысла держать ее в оковах. Бежать ей все равно некуда. И спрятаться негде. А если она все же решится, то выйдет просто забавное представление для нас.

Когда я приблизился к ней, она одарила меня поистине ядовитым взглядом. Будь у нее возможность убить меня, она бы немедленно ею воспользовалась. Страха у нее не было – она ненавидела меня. Возможно, даже больше, чем своего предыдущего хозяина.

Как будто меня это заботило!

Кейн залпом осушил свой стакан и вытер губы тыльной стороной ладони. Он с вожделением уставился на нашу пленницу: кровь, видимо, отлила от головы к другой части его тела. Остальные тоже, не отрываясь, пялились на нее, словно она была призом для победителей.

Кейн прижал свой указательный палец к ее щеке и медленно провел им вниз:

– Вау, разве не милашка?

– Да пошел ты на х*й! – Она резко оттолкнула его руку.

– Ух ты! – опешил Кейн. – Вот ты какая! Но после войны я люблю поразвлечься. Ты вполне подойдешь. – С этими словами Кейн ухватил ее за руку, заломив за спину. – Ну-с, посмотрим, чем ты так прельстила Боунса.

– Позабавься, – сказал я, наливая виски. – А потом пусть и парни по очереди.

– Ну, не знаю… – ответил Кейн, крутя женщине руку. – Потом как-нибудь.

Он повернулся и повлек женщину в сторону спальни.

Я заметил, что она учащенно задышала и напряглась. В следующую секунду она с силой вонзила свой каблук в ботинок Кейна, отчего тот завопил и отпустил ее руку. Женщина молниеносно выхватила висевший на его поясе нож и, бросившись к ближайшему бойцу, нанесла ему такой яростный удар в грудь, словно была профессиональным убийцей.

Остальные схватились за оружие, чтобы пристрелить эту фурию, пока она не натворила новых бед. Один бросился на нее сзади, схватил было за запястья, но женщина ударила его головой, дернув его руку вниз, и сломала в локте, одновременно полоснув ножом.

Вот черт!

Не успел я и глазом моргнуть, как она была уже около дверей.

– Ловите ее! Ах ты ё****я сука! – орал Кейн, прыгая на одной ноге и держась за другую.

Бойцы бросились вслед за женщиной, и вскоре их крики донеслись из гостиной. Даже в таком положении она давала жару.

Я хватил стаканом об пол:

– Что за блядский цирк! – И побежал на шум голосов, чтобы стреножить эту дикую лошадь.

На полу я увидел убитого ударом в грудь человека. Вопли доносились уже из прихожей.

Женщина попыталась отворить окно, но оно было прочно закрыто. Здесь все, что только можно, было закрыто. Бойцы должны были брать ее живьем, так как убивать ее мы не собирались. Пока.

Я протолкнулся сквозь столпившихся вокруг пленницы людей и крикнул:

– Хватит!

Женщина продолжала озираться, ища путь для отхода. На ее лице застыла маска отчаяния. Ей хотелось бежать, но она не могла найти дорогу. Взгляд ее упал на нож – и я понял, какой будет ее следующая мысль.

– Стой! – приказал я ей.

Женщина перехватила нож лезвием к себе и приставила его к сердцу.

– Никто из моих людей не тронет тебя и пальцем! Даю тебе свое честное слово! Не делай этого.

Острие ножа прижималось к краю выреза на платье. В ее глазах я не увидел ни капли сомнения – смерть для нее давно была старой знакомой. Она хотела бежать, даже если это означало умереть. Так даже лучше.

– Много же стоит твое честное слово!