Вольная птица - Ронда Грей Страница 26

Он повернулся и отошел, опустив плечи, как человек, потерпевший поражение. Дасти с ненавистью смотрела на его спину, потом взглянула на Тома с молчаливой мольбой, но он покачал головой.

— Хотел бы я иметь возможность сделать большее, — со вздохом произнес Том. — Но сейчас нам остается надеяться только на то, что он однажды спустится с гор, хоть мы и будем выглядеть при этом дураками.

— Благодарю вас, — сказал Мигель, когда Дасти промолчала. — Спасибо за все, что вы сделали. Передайте нашу благодарность, пожалуйста, и сержанту Кели.

Том кивнул и сжал плечо Мигеля. Дасти видела, как лесничий повернулся к ней, но сложила руки на груди, словно не желала замечать его.

— Позаботься о ней, — бросил Том Мигелю. — Она нуждается в твоей поддержке.

Мигель терпеливо ждал, что Дасти повернется к нему, но, не дождавшись, обхватил ее талию обеими руками. Она прижалась к нему спиной. По крайней мере она принимала его сочувствие.

Легкая дрожь пробегала по ее телу, выдавая внутреннюю бурю.

— Поедем домой, — тихо предложил он.

Она вздрогнула, словно пробуждаясь от глубокого сна, и уставилась в темноту, окружавшую костер.

— Мой отец там, и я найду его! — убежденно произнесла Дасти.

— Сейчас слишком темно.

Мигель тоже считал дальнейшие усилия бессмысленными, но не осмеливался сказать об этом. Затушив костер, он отвел ее в «виллис» и усадил на пассажирское сиденье. Когда он занял ее обычное место за рулем, она молча протянула ему ключи. По приезде домой Дасти двигалась, как робот. Она потрепала Коди по морде и накормила его. Потом предложила Мигелю помощь в приготовлении обеда и молча кромсала овощи, которые он ей дал. Ела механически, вежливо поблагодарила его, заложила грязную посуду в посудомоечную машину и объявила, что примет душ и ляжет спать.

Мигель последовал за ней наверх и томился у двери ванной комнаты. Может, она искала одиночества, хотела дать выход своей боли, как животное, отправляющееся умирать в одиночестве. Он бесшумно приоткрыл дверь, заметив, что кроме журчания воды никаких движений не слышно.

Мигель ждал. В это мгновение он ненавидел Джека Роуза за страдания, причиненные им дочери, даже если он сделал это непреднамеренно. Мигелю тоже было больно потерять отца, но то была боль кратковременная, моментальная. Прощальный поцелуй утром. Телефонный звонок тем вечером. Но без тела не будет гроба, не будет церемонии прощания с любимым человеком. Никакого окончательного «прости», никакой уверенности. Только оглушающее горе и замешательство... и поток безответных вопросов.

Когда душ замолк, Мигель прикрыл дверь и отступил от нее. Дасти все еще не производила никакого звука. Он продолжал думать о ней. Вероятно, она все еще цепляется за свою надежду и веру в умение отца выжить в дикой местности. Тихо выругавшись, Мигель присел на краешек постели. Какая-то часть его существа восхищалась ее силой, а другая часть хотела встряхнуть ее и заставить признать, что отец действительно пропал. Мигель устал целыми днями трястись по ухабистым дорогам и бродить по лесам. Если пятьдесят человек не смогли найти Джека Роуза, как могла Дасти надеяться, что он еще жив?

Мигель жаждал, чтобы все их внимание было сосредоточено на их взаимоотношениях. Его чувство стало глубже, и ему необходимо знать, что он значит для нее не меньше, чем она для него. Он жаждал, чтобы она положилась на него, позволила ему утешать ее. Он должен как-то убедить ее принять потерю и продолжать собственную жизнь. С ним.

Дасти появилась из ванной комнаты, одетая в безразмерную майку с короткими рукавами.

— Ты ждал меня? Нужно было сказать, я бы поторопилась.

— Никакой спешки. — Он присмотрелся к ней, никаких следов слез — глаза у нее были ясные, хоть и тусклые.

— Со мной все в порядке, Мигель, — сказала она со слабой улыбкой. — Тебе незачем суетиться со мной, словно наседке. Я разочарована в том, что сержант прекратил поиски, но это не значит, что и я отказываюсь от них.

— Может, стоило бы, — тихо произнес он, но Дасти услышала. Ее глаза расширились, и она с шумом втянула в себя воздух. Он поднялся с постели и приблизился к ней. Она не отступила, но вся напряглась, как бы предостерегая его не трогать ее. Высоко подняв подбородок, она гневно сверкнула глазами.

— И ты туда же? Ты считаешь, мне следует отказаться от поисков?

Мигель со вздохом провел рукой по своим волосам и попытался говорить благоразумным тоном:

— Что можешь сделать ты, чего не сделали пятьдесят человек и вертолет в придачу?

— Что-нибудь придумаю, — возразила она, опустив глаза, и он понял, что она и понятия не имеет, что делать.

— Отдохни несколько дней, — настаивал он. — Завтра мы можем выспаться, потом поехать на моей машине в пустыню. В это время там стоит отличная погода. Мы опустим верх кабриолета, будем впитывать в себя солнце и позволим ветру растрепать наши волосы. — Она все еще не смотрела на него, но прислушивалась к его словам, и это его приободрило. — Найдем уединенное местечко и устроим пикник, разденемся и будем загорать голенькими. Тебе это пойдет на пользу, Дасти, уверен.

Она подняла глаза и посмотрела на него с печалью.

— Я подумаю об этом. — Она наклонилась и нежно поцеловала его, потом забралась в постель.

Мигель торопливо принял душ, но когда вернулся в спальню, она уже спала. Он лег рядом с ней и нежно поцеловал ее в щеку. Завтра, молча пообещал он, начнется твое излечение.

Мигель не знал, что его разбудило, но тут же понял, что Дасти нет рядом с ним. Он резко сел в постели, когда она вышла из ванной комнаты. Лучи утреннего солнца проникали сквозь плотные шторы на окне, и он увидел, что она одета.

— Что это ты делаешь?

— Ты проснулся? — Она остановилась в двери спальни.

— Еще как, — проворчал он, откидывая одеяло. — Куда ты собралась, черт побери? — Он встал с постели и заслонил дверь спальни.

— В лагерь отца. Я что-то там не досмотрела.

— И хотела улизнуть, неизвестив меня?

— Я собиралась оставить тебе записку.

— Записку! — Мигель почувствовал, как его руки непроизвольно сжались в кулаки. Он повернулся и врезал кулаком по двери. — А ты не подумала, что я буду волноваться?

— Я могу позаботиться о себе сама. И тебе незачем волноваться. Наоборот, я хотела дать тебе выспаться.

Честное недоумение в ее голосе разъярило его еще больше.

— Я буду волноваться, потому что люблю тебя! — прокричал он, поворачиваясь к ней лицом. — И не хочу, чтобы с тобой случилось то, что могло случиться с твоим отцом. Ты и про него говорила, что он умеет постоять за себя, а он числится пропавшим уже более месяца!

Его вспышка повергла ее в молчание. Он не мог разглядеть черты ее лица в сумеречном свете, а единственным звуком в комнате было его собственное прерывистое дыхание.