Лестница на небеса - Светлана Полякова Страница 26

Она посмотрела вниз, и взгляд уперся в грязный ботинок. Тут ее озарила мысль, которую Ленка почла блестящей. Выставив ногу вперед, она томно произнесла:

— Я хочу, чтобы ты встала на колени и поцеловала мой ботинок.

Мышка недоуменно посмотрела на выставленный вперед ботинок, потом перевела взгляд на Ленкино лицо.

Из актового зала все еще доносились девичьи голоса: «Всегда у нас весело в классе, да здравствует дружба, ура…» Почему-то ей стало смешно, даже музыкальное сопровождение этой сцены показалось ей дурацким. Полный сюр, подумала она. И рассмеялась невольно.

Глаза Ленки еще больше сузились, и она зловеще прошептала:

— Ну? Ты что, не хочешь?

— Нет, — сказала Мышка. — Не хочу. И не буду. Потому что это твоя глупость, и совершенно не обязательно делить свою глупость со мной… Мне как-то собственной хватает…

— Хорошо, — кивнула Ленка. — Как говорится в нашем школьном уставе, не можешь — поможем, не хочешь — заставим… Мальчики, помогите ей…

Они пошли к ней. Мышка знала, что надо сопротивляться, но она так же хорошо помнила, что не должна драться. Он этого не хочет. Надо просто устоять на ногах. Вытерпеть все. Но если она ударит кого-то из них, это будет то же самое, что упасть на колени. То же самое.

«Что же мне делать?»

Она снова встретилась взглядом с Ленкой и невольно отпрянула.

То, что Мышка увидела на этот раз, было страшно, так страшно, что она невольно прошептала: «Нет…» Из самой глубины Ленкиных глаз на нее смотрело что-то темное, недоброе, холодное. Как будто все червяки, живущие в душе, объединились, стали одним целым, и теперь «это» стояло совсем рядом, положив руку на Ленкино плечо, ожидая уже даже не часа, а своей минуты.

Когда на ее плечо легла рука одного из противников, Мышка машинально сбросила ее, продолжая смотреть Ленке в глаза, точно пыталась это самое «что-то» понять, а потом — прогнать.

Но разве она могла прогнать ее?

— Эй, — раздался за ее спиной голос. — И что это у вас тут за пятиминутка? Пытаетесь выяснить, в чем смысл жизни? И без меня?

Мышка вздрогнула невольно. Еще одна…

Маринка уже подошла, остановившись рядом с Мышкой.

— Убери руки, — процедила она сквозь зубы. — Ты их стопроцентно не мыл уже месяц, а у девочки чистый прикид…

Да и незачем, право, Константин, собственную заразу на всех распространять…

— Комиссар, ты-то чего? — заговорила Ленка совсем другим, заискивающим тоном. — Чего я тебе сделала?

— Парня у меня увела, наверное, — хмыкнула Маринка. — Ты такая красавица, чему удивляться? Вот я и обозлилась слегка… Сейчас врежу тебе пару раз, и сердцу станет веселей… А то как-то глупо получается. Тебе вроде как веселиться можно, а другим — нет. — Она обернулась к Мышке и спросила: — Чего она от тебя хотела-то? Чтобы ты ее дурацкий ботинок полизала? Да? — Она даже не ждала ответа. — Какие у тебя, Кузякина, право, стандартные желания… Ты прямо влюблена в собственный ботинок, так и норовишь заставить кого-то его полизать… У тебя там что, половой орган? Или ты просто помыть его ленишься?

— Пошла ты, — пробормотала Ленка.

— Сама иди… Мне и тут хорошо. Это тебе там, куда ты меня посылаешь, всегда нравилось…

Она подмигнула Ленкиным спутникам и поинтересовалась:

— Чего отпрянули? Драться со мной не хотите? Ах, ну да, конечно… Вам с поэтами интереснее… У нее же нет друзей на проспекте… Вмазать вам некому. А вот от меня потом неприятностей не оберетесь… А ты, Леночка? Пугают наши разные весовые категории? Ну ладно. Я вот что придумала… Вы сейчас все втроем нагнетесь и поцелуете меня в задницу. Поняли? Тогда вам ничего не будет…

Мышка заметила, что на губах у обоих Ленкиных спутников появились загадочные ухмылки, причем у обоих они были подобострастными. А Ленка продолжала стоять нахмурившись.

— Чего ты ко мне пристала? — плаксиво спросила она.

Я же тебе говорю, обиделась, — терпеливо принялась объяснять Маринка. — Как-то ты мне сразу не понравилась. Вот если тебе кто-то не нравится, ты же этому человеку прохода не даешь? А я что, права не имею? Ну, давай. Поцелуешь — и свободна… А так — придется смириться с разными весовыми категориями… Только ты ведь, Леночка, знаешь, что дерусь я получше тебя. И с учительским коллективом у меня отношения настолько разладились, что мне терять нечего. Это ты перед ними на цырлы встаешь. Ради троечки… Она подошла совсем близко к Лене, и ситуация становилась угрожающей. Мышка потянула ее за руку и проговорила:

— Не надо. Спасибо тебе, но не надо… Я… потом тебе объясню.

Она не могла сказать это при Ленке. В конце концов, разве человеку обязательно знать, что за его плечом уже стоит смерть?

* * *

Собственно, Зинаиде Александровне посчастливилось наблюдать всю эту безобразную сцену в некотором отдалении. Подойти ближе она просто не успела — так она себя убеждала, хотя какой там учительский долг? Рядом с такими бандитками?

Она облегченно вздохнула, когда компания разошлась, вернее, ушли эти две красотки, а Лена осталась. Зинаида прекрасно видела, что Кузякина закрыла лицо руками, и плечи ее вздрагивают. Она невольно подалась назад, в свое укрытие за деревьями, когда мимо прошла эта парочка, о чем-то оживленно беседуя. Правда, Краснова шла, немного склонив голову, и всем своим видом выражала раскаяние, но о Комиссаржевской этого сказать вообще невозможно. Эта и убив не раскается…

— Надо же, какие подруги оказались, — тихонько прошептала Зинаида. — Хороша парочка… Как это они сразу не нашли друг друга?

Но оставалась плачущая Кузякина. Кавалеры ее на сей раз не утешали, просто стояли и что-то живо обсуждали.

Поэтому Зинаида направилась к ним — нельзя же забывать о том, что ты отвечаешь за вверенных тебе учеников.

— Леночка! — всплеснула она руками. — Что это ты?

Та от неожиданности вздрогнула, открыла лицо и тут же, мгновенно оценив ситуацию, заплакала снова. То есть Зинаиде Александровне показалось, что до этого она Не плакала.

— Что случилось? — участливо спросила Зинаида. — Тебя обидели?

Лена закивала, видимо не в силах и слова произнести.

— Они меня… изби-и-или…

Следов избиения, правда, Зинаида не нашла.

— Господи, какое безобразие, — вздохнула она. — Девочки ведь… Что же вы драки устраиваете? Хуже мальчишек…

— А еще, — не унималась Кузякина, захлебываясь в слезах. — Они требовали от меня, чтобы я поцеловала их… в задницу!

Это заявление бедную Зинаиду так ошеломило, что она прижала руку к груди и с ужасом переспросила:

— Куда поцеловала?

Произнести вслух это ужасное слово она не могла, но Кузякиной, наоборот, это слово доставляло удовольствие.