Любовник тетушки Маргарет - Мейвис Чик Страница 26

Одинокий человек, конечно, чувствует себя перекати-полем, но это чувство проходит, когда постигаешь смысл общественного индивидуализма. Я не собиралась стоять на витрине в шеренге себе подобных, пока мужчина раздумывает, кого бы ему выбрать. И даже если он выберет именно тебя, где гарантия, что в трубопровод, потребителем которого ты так или иначе являешься, не попадет какая-нибудь дрянь?

Как бы то ни было, наблюдения и приобретенный опыт убедили меня в том, что отношения между мужчиной и женщиной не бывают безвозвратно разрушенными до тех пор, пока один из партнеров не найдет себе новое увлечение. Взять хоть нас с Роджером: проблема собаки на сене оставалась. Оказывается, то, что невозможно было заставить работать в одном случае, прекрасно срабатывало в другом. И чем лучше оно работало, тем больше собака на сене превращалась в альбатроса. Я поняла, что бывшие жены и любовницы куда неохотнее отпускают своих партнеров, чем бывшие мужья и любовники. Может, дело тут скорее в практической, а не в эмоциональной зависимости? Кто будет чинить мою стиральную машину, если у него теперь есть другая?

Словом, мне, несомненно, нужен был человек абсолютно свободный. Да, я искала любовника всего лишь на год, но меня устраивал только такой, который был бы в моем безраздельном распоряжении, а не такой, который то здесь, то там. Он должен был либо сознательно и безоговорочно принять правила игры, либо вообще не вступать в игру. А соглашаться на какого-нибудь «искателя точки опоры» было все равно, что войти в посудный магазин, чтобы купить кувшин, а выйти из него с чем-то вроде чайника — совсем не то, что тебе нужно, и совершенно бессмысленная трата денег. К тому же при моем «везений» чайник мог оказаться еще и без носика.

Чуть было не попав таким образом впросак, я решила быть более разборчивой. Купив очередной журнал, просмотрела все объявления, отметив кружочками более-менее подходящие. Журнал следовало прятать от Верити, поэтому я держала его под подушкой, отчего он приобрел соблазнительность запретного плода — что-то наподобие порнографии. Вскоре я поняла, что мне нужно обращать внимание только на тех, кто ищет скорее «развлечения, романтики и приятной компании», чем серьезных отношений с «вероятным продолжением», то есть, судя по всему, с последующим браком и детьми. Всех, кто хотел познакомиться с «женщиной широких взглядов», я отметала сразу же — я нисколько не возражала против благопристойных интимных отношений, но была категорически не согласна висеть головой вниз на люстре, измазанная йогуртом. Игнорировала я и тех, кто сообщал о себе, что обладает ЧЮ, то есть, как наконец выяснилось, чувством юмора, потому что человек, указывающий в объявлении, что он им обладает, скорее всего на самом деле начисто его лишен. В подобных вещах необходимо проявлять последовательность и твердость. И я в конце концов сочинила письмо, в котором описала себя и сообщила, что мне нужно, — любовник на год, причем без каких бы то ни было осложнений.

К письму приложила свою самую симпатичную фотографию, которую Сасси сделала прошлым летом во время каникул и на которой были видны мои коленки и солнечная улыбка, — но не более того. Я дала лишь свой номер телефона и имя, после чего, усевшись возле аппарата, стала ждать звонков. И они последовали! Телефон звонил практически не переставая. Хорошо, что я разобрала все шкафы и на год ушла с работы, потому что осуществление поставленной задачи потребовало почти всего моего времени. Мне ни разу не пришло в голову, что я поступаю несколько эксцентрично.

Верити разговаривала со стенами. Поскольку эту привычку она позаимствовала у героини фильма «Ширли Валентайн», [24]который посмотрела на видео, то не считала ее признаком безумия. В первые несколько недель после того, как дала отставку Марку, она бродила по дому, вслух разговаривая сама с собой и пугаясь этого: она хорошо помнила, что во времена ее детства подобное поведение считалось признаком невменяемости. Ширли Валентайн освободила ее от этого страха. Равно как и сделанное ею недавно открытие, что многие другие интимные и якобы порочные поступки, о которых Верити прежде и подумать стеснялась, не то что совершить, на самом деле являются абсолютно нормальными для ее пола. Поэтому разговоры со стенами казались ей теперь совершенно естественным делом. Особые отношения возникли у нее и с некоторыми предметами домашнего обихода.

Сегодня был четверг. Все утро Верити честно трудилась над очередным сочинением. История тетушки Маргарет о бисексуале, любовнике Джоан, в творческом плане оказалась весьма продуктивной: Верити почти закончила ее переложение для мини-сериала в трех частях. Но впереди пугающей бесконечностью простирался день. В это время суток каждый раз, когда она садилась почитать или ложилась вздремнуть, ее сердце неизменно начинало тяжело бухать, потому что она вспоминала предательство Марка, слова любви, которые говорил ей ее ныне изгнанный любовник, и кое-какие волшебные моменты, которые они пережили вместе и которые так больно перебирать в памяти. Она, по обыкновению, заварила чай, но тут же забыла о нем, налила себе сильно разбавленного джина и, обращаясь к выкрашенной итальянской охрой кухонной стене, спросила:

— Ну, Стенка, что прикажешь мне делать с остатком моей гребаной жизни?

Стена не ответила.

— И нет ей ответа, — обреченно-безутешно подытожила Верити, словно извиняясь перед терракотовой краской: в конце концов, та никогда и не обещала разговаривать с хозяйкой дома. По крайней мере — в отличие от друзей, в которых Верити так нуждалась и которые ее покинули, — стена была здесь, с ней, и она не изменит. Верити понимала, что до чертиков обрыдла трем-четырем своим замужним приятельницам, у которых было о чем подумать, кроме ее невзгод, и у которых росли дети, коих не было у нее, — дети, несмотря на свой нежный возраст и кажущееся простодушие, судя по всему, требовали чертовой прорвы забот и времени, так что их матерям было совершенно некогда сидеть здесь, у нее на кухне, и выслушивать ее жалобы.

Она сделала глоток. Напиток оказался разведенным настолько, что вкуса почти не ощущалось. Пришлось добавить еще джина.

— Знаешь, Стенка, — сказала она, — хорошо хоть у тетушки Маргарет есть свободное время. Во всяком случае, она не погрязла в жизненной трясине и не обязана торить дорогу для будущих поколений. А вот я торчу здесь, безуспешно пытаясь выкарабкаться из глубокой ямы. Весь вопрос в том, чего тебе не хватает, когда живешь с таким трахальщиком, как Марк, и что тебя радует, когда ты от него избавляешься. Ничего, вместе с Маргарет мы как-нибудь это переживем!

Стена, как ей кажется, отозвалась на ее тираду слабым мерцанием.

Верити задумчиво сделала очередной глоток.

— А может, не заводить больше никаких связей? Вообще никаких. Вот тетушке Эм это же как-то удается. Она даже Роджера прогнала — правда, встречи с ним и связью-то назвать трудно…. — Верити хихикнула, прикрывая рот рукой, и лукаво подмигнула стене. — Не с такими ушами… — Еще глоток. Беседа, хоть и односторонняя, успокаивала. — Его уши-кувшины похожи на маленькие церковные колокола; с такими ушами можно примириться, только если фамилия их владельца Ротшильд. Ты согласна?