Ласковый дождь - Роберта Лэтоу Страница 26

– Да, я это вижу. Во время нашей первой встречи я подумала о том, что твои предки, должно быть, разъезжали по равнинам Среднего Запада в повозках и столбили участки земли. Мне это нравится.

– Да, так и было, моя дорогая. Но это не означает, что мы остались провинциальными и далекими от культуры людьми, не способными на высокие романтические чувства, – проговорил он, вздохнув.

Мирелла взяла его руку и поцеловала ладонь.

– Адам, а я, по-твоему, романтичная особа?

– Да. Но ты это очень глубоко запрятала под маской самоуверенной женщины, которая «сама знает как надо». Возможно, ты просто вынуждена была так поступать, иначе не добилась бы того, чем обладаешь сейчас. Я же, наоборот, предпочитаю развивать романтическую сторону своей натуры. Тебе это тоже предстоит.

– Почему ты так в этом уверен?

– Потому что когда встречаются такие две души, как наши, они могут читать друг в друге, как в открытой книге. Только если они этого не боятся. Ты пока еще боишься, а я нет.

Мирелла долила себе в бокал остатки мартини, а Адаму виски. Затем подняла стеклянный колпак с блюда и взяла два сандвича с лососем. Она положила их на льняные салфетки и протянула одну Адаму, и они молча приступили к еде. Мирелла залпом допила мартини и сказала:

– Должна тебя предупредить, мне нравится тебе покоряться, потому что для меня это новое, неизведанное ощущение. Кроме того, я прихожу в восторг, когда меня хвалят. Я готова и дальше играть такую роль. Но помни, я в любую минуту могу взбунтоваться. Так было в моей жизни всегда, и в постели, и вне ее. Что касается романтики, тут я не уверена, что ты прав. Я никогда не могла позволить себе роскошь быть романтичной.

– Теперь можешь. Впрочем, я с тобой не согласен. Каждый может позволить себе быть романтиком, если хочет и не боится оказаться там, куда его приведет эта романтика.

После недолгой паузы она вдруг заявила:

– Да, кстати, я хочу заранее тебя предупредить, что вовсе не ощущаю в своих жилах турецкую кровь, как ты предполагал. Я чистокровная американка и лишь на четверть турчанка. Так что если я действительно тебе нужна, тебе придется принять меня такой, какая я есть.

– Я готов, – рассмеялся Адам и погладил ее по волосам. – На самом деле это ты пока не готова принять себя такой, какая ты есть. Но однажды это произойдет.

– Интересно, что это все означа…

Адам прервал ее долгим, страстным поцелуем.

– Это означает, что я люблю твою покорность, что я восхищаюсь твоим бунтарским нравом и с нетерпением жду его проявлений, – ответил он, снова целуя ее. – А это специально для моей чистокровной американки. – И он опять ее поцеловал.

Мирелла отвечала на его поцелуи с такой страстностью, что его рука сама собой оказалась у нее между ног, большой палец прикоснулся к клитору, а ладонь наполнилась обжигающей влагой ее оргазма.

– А четвертушке турчанки я дарю этот поцелуй, – насмешливо заявил он, поцеловав ее в щеку.

Мирелле было так хорошо, что она не обратила внимания на его насмешливый тон. Она откинулась на спину и не отрываясь смотрела ему в лицо, стараясь понять, что же он за человек. Ей хотелось знать о нем как можно больше, а еще лучше – все.

– Расскажи мне о женщине, которая есть в твоей жизни.

– Не о женщине, а о женщинах, – поправил он ее и рассказал ей о своих женщинах и о том образе жизни, какой ведет в Турции. Ее не столько удивило, сколько смутило то, как сможет она войти в жизнь мужчины, который содержит современный гарем, включающий трех женщин и детей, рожденных от него, а также многочисленных девушек, живущих у него в доме и исполняющих роль его служанок, наложниц и помощниц для его женщин и детей.

Он рассказал ей и о том, что купил для них огромный уютный бревенчатый дом, построенный в начале восемнадцатого века, на Босфоре, с просторным садом и видом на холмы, поросшие кипарисами. Все его женщины жили в этом доме. Там были спальня и гостиная, которые он занимал во время своих визитов. Его собственный дом, дворец Перамабасе, находился в пяти милях оттуда, в десяти минутах езды на быстроходной лодке по Босфору. Во дворце имелись комнаты, специально отведенные для его большой семьи.

– Я говорил тебе, что веду экзотическую жизнь. Тебе понравится жить в Турции. Прекраснее места нет на всем земном шаре. Я не сомневаюсь, что ты поладишь с моей семьей. Конечно, это не семья в традиционно американском смысле, но в нашем доме царят любовь и согласие. Мне не терпится показать тебе все это.

– Ты снова лишил меня дара речи, – вздохнула она.

– Должен признаться, что меня это не удивляет. Посмотрим. Время сделает свое дело. Я хочу, чтобы ты вошла в мою жизнь, и хочу стать частью твоей жизни. Но это невозможно, пока ты не вернешься домой, в Турцию.

– Адам, я дома здесь. Мой дом – Нью-Йорк, Америка.

– Да, я понимаю. Здесь и мой дом тоже. Мирелла, я в такой же степени американец, как и ты. И даже в большей, потому что во мне нет турецкой крови. Понимаю, тебе трудно осознать, каким образом в тебе сочетаются эти две стихии.

Мирелла напряглась в его руках, из чего Адам сделал вывод, что такой проблемы у нее нет.

– К чему все эти разговоры? – продолжил он. – Я поступаю нечестно. Ты ведь еще не видела своих владений. Я еще не показал тебе одно из самых восхитительных чудес света… мы еще не сели в старый каик и не прокатились по голубым водам Босфора, не видели замечательных дворцов, утопающих в яркой зелени, маленьких рыбацких пристаней, средневековых замков, гордо возвышающихся над городской застройкой. Не видели Золотой Серп на восходе. Не видели Стамбула, города потрясающей красоты, который ступенями сходит к воде и до сих пор хранит в себе романтическую эротику времен Османской империи… После того как ты все это увидишь, мы займемся любовью при полной луне в Голубиной долине в Каппадокии, окруженной конусообразными, открытыми всем ветрам холмами, под которыми погребены древние византийские храмы. Мы отправимся на гору Арарат и будем искать останки Ноева ковчега. Я буду любить тебя непроглядной ночью среди полуразрушенных статуй олимпийских богов, освещенных пламенем костров. Тех богов, которые ждут нас с первого века до Рождества Христова на далекой каменной вершине Немрут-Даги. И это еще далеко не все. Когда ты приедешь ко мне? Каковы твои планы? Ты уже начала знакомиться с документами о наследстве? Когда ты едешь в Англию и когда мне ждать тебя? Когда ты станешь моей окончательно, а я стану твоим?

Мирелла не помнила, сколько времени пролежала поперек кровати, куда ее бесцеремонно бросил Адам. Не знала она и сколько времени прошло с той минуты, как он ушел, и дом погрузился во мрак страха и боль потери. Этот страх постепенно перерос в панику, и слезы неудержимым потоком потекли по ее щекам.

Борясь с рыданиями и приступами кашля, она старалась осмыслить, как случилось, что их чувства обернулись против них самих. Но думать она не могла. В голове мелькали лишь обрывки мыслей. Единственное, что она помнила отчетливо, это как лежала в его объятиях и слушала признания в любви, и вдруг он поднялся, собрал свою одежду и отнес ее на кровать. А затем, приняв душ, равнодушно оделся у нее на глазах и ушел от нее навсегда.