Унесенные ветрами надежд - Елена Сантьяго Страница 26

Гарольд шел прямо к ним, не обращая больше внимания на Фелисити и француженку.

– Похоже, тебе стало лучше, – приветливо сказал он Элизабет и одновременно одарил Уильяма таким взглядом, что того бросило в озноб.

Казалось, какие-то потаенные мысли омрачали его настроение и он вынужден был скрывать это за фасадом притворного дружелюбия.

– Капитан по моей просьбе приказал коку подать к ужину свежий куриный суп.

– Спасибо большое, – сказала удивленная Элизабет.

– Как я вижу, лорд Норингэм взял на себя задачу составить тебе компанию.

– Да, это было очень любезно с его стороны. Он пригласил Фелисити и меня приехать в гости к его сестре Анне.

– Какая предупредительность! Посмотрим, захочешь ли ты воспользоваться этим приглашением.

– Обязательно воспользуюсь. Я слышала, что общественная жизнь на Барбадосе для молодых женщин немного… ограничена.

На это Данмор ничего не ответил, однако его злость можно было буквально пощупать. Когда же взор Гарольда переместился на Фелисити и француженку, в его глазах вновь вспыхнула ярость. Казалось, потребность низвергнуть на кого-нибудь гром и молнии и сурово наказать едва не душила его. Кулаки мужчины сжимались и разжимались, словно ему было очень трудно сдерживать себя. В конце концов он резко выдохнул и отвернулся от них.

– Увидимся за обедом, – коротко бросил он через плечо, прежде чем уйти вниз по трапу.

– Да, – с грустью произнесла Элизабет, поворачиваясь к Уильяму Норингэму, – теперь я понимаю, что вы имели в виду. Похоже, он и в самом деле не может терпеть вас.

– Рано или поздно можно научиться как-то жить с этим.

– А может, стоит научиться забывать старые раздоры и снова сблизиться по-дружески?

– Никогда не нужно терять надежду, – с улыбкой сказал Уильям.

– Я сделаю все возможное, чтобы ваша семья и Данморы похоронили свою старую вражду! – заявила она.

На это Уильям ничего не ответил, потому что знал, что некоторые вещи, как ни старайся, изменить невозможно. Вздохнув, он надолго погрузился в размышления. Открытое приветливое лицо Элизабет, притягательная сила ее высокой фигуры и храбрая беззаботность замечаний произвели на него настолько сильное впечатление, что он полностью забыл о времени.

Целая стая дельфинов появилась в море. Они, играя, показывались на поверхности воды, выпрыгивали высоко в воздух и тут же, описав блистающую серебром дугу, уходили в воду, прорываясь через волны, которые поднимал корабль. Искусство дельфинов не могло оставить равнодушной Элизабет, которая раньше не видела ничего подобного.

– Вы посмотрите! – возбужденно воскликнула она. – Они как будто танцуют!

Ее восторг согрел Уильяму сердце, и его симпатия к этой юной женщине еще больше усилилась, причем настолько, что ему пришлось призвать себя к осторожности. Однако он ни на один-единственный миг не захотел бы отказаться от общества Элизабет.

И лишь когда матрос, который стоял наверху фок-мачты в своей смотровой бочке, громко закричал, что на горизонте появилась земля, внимание Уильяма было отвлечено от девушки.

На горизонте обозначилась береговая линия Мадейры.

Приблизительно через пять недель корабль «Эйндховен» попал в мертвый штиль и очутился посреди гладкого, как стекло, моря. Некоторое время перед этим корабль шел очень хорошо, ветер буквально нес их вперед, а паруса были надуты так сильно, что едва не рвались от силы пассата, уносившего их на юг. Затем погода изменилась и корабль отнесло в сторону. Капитану Вандемееру понадобилось несколько дней, чтобы опять вывести корабль на нужный курс. Элизабет волей-неволей осознала, насколько опасен их путь и какой силой обладает океан, в бесконечных просторах которого «Эйндховен» был не более чем мельчайшей пылинкой, беззащитной перед стихиями. А затем корабль попал в штилевой пояс, которого все боялись, – в зону вблизи экватора, где почти не бывало ветров. «Эйндховен» уже больше недели еле-еле продвигался вперед, подталкиваемый только слабым ветерком, чтобы в конце концов попасть в абсолютный штиль.

За это время запасы воды значительно уменьшились. На юте все чаще и чаще стали жаловаться по поводу того, насколько малыми были порции питьевой воды, которую раздавали пассажирам, и насколько отвратительным и гнилым был ее вкус. От соленой еды, состоявшей из вяленой трески, солонины и сушеных бобов, жажда только усиливалась. Тем не менее оставшиеся запасы воды пришлось строго контролировать, чтобы люди, находящиеся на корабле, не остались совсем без питья. Фелисити по секрету сказала Элизабет, что капитан в такое время особенно должен опасаться бунта команды. Матросам могло взбрести в голову, что бесполезных, с их точки зрения, пассажиров лучше выбросить за борт. Или отправить туда же находящихся в грузовом трюме животных, каждое из которых расходовало значительно больше воды, чем человек.

Когда Элизабет услышала это, она тут же обратилась к капитану, исполненная беспокойства, что ее Жемчужина может подвергнуться опасности. Однако Никлас Вандемеер сказал, что пока повода для беспокойства нет и что ему уже приходилось проводить «Эйндховен» через штилевой пояс, причем еще с меньшими запасами воды. При этом не пришлось жертвовать ни человеческой жизнью, ни жизнью животных. Ей не оставалось ничего иного, кроме как поверить ему. Но выделенную ей порцию воды она с той поры пила с особой осторожностью, экономя каждый глоток, чтобы ее хватало на целый день, потому что обнаружила, что жажда становилась намного сильнее, если она выпивала всю порцию за один раз. Как бы там ни было, за это время Элизабет полностью преодолела морскую болезнь. С того дня, когда свекор приказал накормить ее куриным супом, у нее больше ни разу не было рвоты.

Но вместе с тем пророческим образом подтвердилась мысль, пришедшая ей на ум во время разговора с Уильямом Норингэмом, – тогда у нее внезапно появилось предчувствие, что она, возможно, беременна. Сначала у нее не выходил из головы рассказ Уильяма о своей матери. Потом Элизабет стала считать дни до того момента, когда у нее должны были начаться месячные. Обычно все происходило очень точно и крайне редко случалось, чтобы ей приходилось ожидать их на день дольше. Когда месячные не наступили в первый раз, она отнесла это на счет утомленности от дороги и плохого состояния здоровья. Однако затем ей с каждым днем становилось все лучше и лучше, она снова могла есть, и вся еда оставалась в ней. Она могла теперь целыми часами стоять у поручней или сидеть на одном из сундуков, которые были привязаны канатами к палубе перед каютами, и смотреть на волнующееся море. Теперь даже сильная качка корабля не приводила ее желудок в беспокойное состояние. В то время как то один, то другой пассажир при волнении на море вынужден был бороться с приступами тошноты, Элизабет, казалось, теперь была свободна от этого, как будто ее длившиеся неделями страдания после отплытия из порта выработали у нее иммунитет против морской болезни.

Но месячных у нее все же не было. В конце концов на это обратила внимание даже Фелисити – как бы там ни было, они вместе делили тесное пространство маленькой каюты и скрыть что-либо друг от друга было просто невозможно.