Королева из Прованса - Виктория Холт Страница 26

Генрих обнял жену за плечи, дабы она могла унять дрожь.

– Вот где мой дед содержал свою любовницу. Здесь бабка ее и обнаружила. Согласно легенде, месть ее была ужасной.

– Должно быть, королева была очень ревнива.

– О да! Она не любила своего мужа, но ненавидела всех женщин, которые дарили королю любовь.

– Трудно осуждать жену за то, что она ненавидит любовницу своего мужа.

– Так-то оно так, но с местью, если верить сказаниям, королева переборщила. Правда, все это не более чем сказки. Согласно одной из них, королева явилась к Розамунде и предложила ей на выбор кинжал и чашу с ядом.

– Что же Розамунда выбрала?

– В сказке об этом не говорится. Есть другая легенда, в которой королева не предлагает несчастной Розамунде никакого выбора. Она якобы приказывает раздеть разлучницу догола, высечь ее бичами, а потом Розамунде сажают на груди двух жаб, дабы те высосали всю ее кровь. Обескровленный труп королева велела бросить в грязный ров, кишащий всякими тварями. Чистейшей воды вымысел, уверяю вас.

– Бедняжка Розамунда! Зачем только она стала любовницей короля?

– Говорят, Розамунда его страстно любила. Может быть, она заслуживает за это снисхождения?

Элеанора молчала, пытаясь представить себе, каково это – сражаться за сердце короля с другой женщиной. Возможно, она поступила бы столь же беспощадно.

Генрих тем временем продолжил рассказ о прекрасной Розамунде:

– В одной балладе говорится, что тело несчастной вовсе не было брошено в ров, а по приказу королевы было отправлено в сундуке в Годстоу, где Розамунду должны были предать земле. Однако по дороге слуг королевы встретил сам король. Он потребовал, чтобы сундук открыли, а когда увидел его содержимое, лишился чувств. Придя в себя, король поклялся страшно отомстить своей супруге, а тело Розамунды захоронили в близлежащем аббатстве со всеми подобающими почестями. На самом деле никто Розамунду не убивал. Она раскаялась в своей греховной жизни и удалилась в монастырь. Там, среди монахинь, она жила до самой смерти.

– И все же, муж мой, не забывайте эту историю про Генриха и Альенор, живших прежде нас, – сказала королева. – Если вы заведете себе любовницу, берегитесь.

– Со мной такого не случится. Другие женщины для меня не существуют.

– Сейчас это так, – вздохнула Элеанора. – Но, возможно, настанет день, когда…

– Не настанет! – объявил король. – Но история о Розамунде меня забавляет. Мне все время твердили, какие образцы добродетели мои предки. Сейчас их превозносят, как великих героев.

– Большинство королей становятся великими героями после смерти. Я же предпочла бы, чтобы вы были обыкновенным человеком, но не умирали и жили со мной.

– Всю жизнь мне только и толкуют, что о двух Генрихах, моих предшественниках, великих и могущественных королях. А имя другого моего предка, Вильгельма Завоевателя, произносят не иначе, как благоговейным шепотом. Мол, могу ли я быть достойным королем, имея столь выдающихся предков! Зато моего отца все ненавидят и вспоминают с отвращением. Чуть что не так, сразу начинают говорить, что яблоко от яблони недалеко падает.

Элеанора звонко рассмеялась:

– Люди глупы, Генрих. Но какое нам до них дело? Главное, что мы счастливы друг с другом. Разве этого недостаточно?

– Если вы мной довольны, мне ничего больше не нужно.

– Я хочу сына. Боюсь, наши подданные сочтут меня бесплодной.

– Просто вы еще слишком юны. Моя мать тоже родила первого ребенка после нескольких лет замужества. А потом родила еще четверых.

– Может быть, у нас получится здесь, в Вудстоке?

– Будем молить об этом Бога.

Тем же лабиринтом вернулись они назад во дворец, а позднее устроили в лесу охоту.

Вечером, уставшие после скачки, супруги устроили пир. Элеанора надела синее шелковое платье, отороченное горностаем, а волосы заплела в две косы, зная, что муж более всего любит такую прическу.

Король и королева сидели за столом, установленным на пьедестале, вместе с почетными гостями. Прочие приглашенные расселись вдоль стола неимоверной длины, в самом центре которого стояла огромная солонка: по одну сторону от нее сидели гости благородного происхождения, по другую – все прочие.

Элеанора потребовала, чтобы после угощения перед собравшимися выступили менестрели из ее свиты. Пусть англичане знают, что чужеземцы, которых они так не любят, заткнут за пояс своим искусством любого из местных певцов.

В разгар представления в зале появился человек странного вида, и в зале воцарилась гробовая тишина.

Все смотрели на оборванца, дико озиравшегося по сторонам. Судя по лохмотьям, он некогда был священником.

В наступившей тишине кто-то крикнул:

– Это же Риббо, безумный поп!

Король поднялся:

– Кто знает этого человека?

– Милорд, я видел его прежде, – ответил один из гостей. – Это безумный поп из Вудстока.

Элеанора крепко стиснула руку мужа, а безумец решительно направился в центр зала и остановился прямо перед королем.

Увидев, сколь жалко выглядит этот несчастный, Генрих мягко спросил:

– Что тебе нужно, друг мой?

И тогда поп громогласно возопил:

– Ты отнял мою корону! Настоящий король Англии – я! Верни мой венец, узурпатор!

Двое солдат бросились к попу и схватили его за руки.

– Почему ты так говоришь? – столь же мягко спросил король, всегда относившийся к убогим и обездоленным с жалостью.

Генрих не любил людей сильных и опасных, люди слабые вызывали у него сочувствие.

– Я говорю правду! Я – король Англии. Ты украл у меня корону!

– Как же так? Мой отец был королем, мой дед был королем. Я – старший сын моего отца.

– Нет, – упрямо твердил безумец. – Ты украл мою корону. Отдай! Не будет тебе счастья, пока не вернешь украденное.

– Что нам с ним делать, милорд? – спросил один из стражников.

– Повесить его! – крикнул кто-то.

– Вырвать ему язык! – раздался другой голос.

– Нет, постойте, – сказал король. – Этот несчастный не виноват. У него помрачен разум. Он не виноват в том, что судьба обошлась с ним жестоко. Я – законный король, мне опасаться нечего, а потому будем милосердны. Уведите этого человека и отпустите на волю.

Гости зашептались, а безумца вывели из зала.

– Вы так добры, Генрих, – сказала Элеанора, сжав руку мужа. – Мало кто из государей повел бы себя столь же милосердно.

– Да, мой отец наверняка велел бы выколоть ему глаза, отрезать уши или нос. Но отец был злодеем. Он не ведал жалости. Я же хочу, чтобы все знали: хоть я и сын моего отца, но между нами нет ничего общего. Интересно, как поступили бы на моем месте великие предки? Думаю, Лев Справедливости тоже отпустил бы бедолагу – ведь тот не сделал ничего дурного.