Жажда странствий - Даниэла Стил Страница 27

— Ну еще бы, тебе виднее, ты ведь крупный специалист ввопросах брака. А себя записала в старые девы и страшно гордишься, что готоваотказаться от всей этой семейной чепухи.

— А ты бы предпочел, чтобы я бегала за тобой?Заставляла на себе жениться, да? Ты этого хочешь? Не верю!

Он подошел к ней, рывком поднял с дивана и схватил за плечи.

— Чего я хочу? Хочу, чтобы ты осталась со мной! Чтобыне мчалась из Стамбула на свой проклятый теплоход!

Ни обещаний, ни предложения, ни заверений в вечной любви… НоОдри не осуждала его. Она ничего от него не хотела, ни на что не рассчитывала,не строила на его счет никаких планов.

Она просто его любила и желала только одного — никогда с нимне расставаться. Ей не хотелось ни ехать в Лондон, ни возвращаться домой, ноона не могла поступить иначе. Она снова и снова силилась ему это объяснить.

— Но ведь тебе двадцать шесть лет, ты уже взрослея идолжна делать то, что хочется.

— Ничего ты не понимаешь!

Она высвободилась из его объятий и села. Он тоже опустилсяна диван рядом с ней. Раздражение и досада, охватившие их, постепенно улеглись.

— Чарли, любимый, не будь ты свободен, разве ты мог быделать то, что хочешь?

Он с грустью посмотрел на нее. Конечно, он понимал. Но всеего существо противилось этому.

— Видимо, порой я забываю, что мало кто пользуетсятакой свободой, как я.

Он помолчал. Воспоминание о Шоне как ножом полоснуло его.

— Признаться, это не самое лучшее состояние. Не будухвастаться. Может быть, даже к лучшему, что оно тебе незнакомо.

Порой он ловил себя на мысли, что хочет иметь детей, ккоторым он будет привязан… и они к нему тоже. Потом, вспоминая Шона, пугалсяэтих мыслей.

— Од… а что, если ты поедешь со мной в Китай? — смольбой глядя ей в глаза, сказал он.

Этот вопрос поверг ее в состояние шока.

— Чарльз, в своем ли ты уме? Что подумают мои близкие?

Я не сообщила им даже, что еду в Стамбул! Они все решат, чтоя лишилась рассудка!

Все, кроме дедушки, подумала она. Ему-то хорошо известно,чем она руководствуется в своих поступках… Эта непобедимая страсть к скитаниям,впитанная ею с молоком матери…

Страсть, которую он, ее дедушка, ненавидит всей душой. А тутеще Китай!

— Нет, Чарльз, ты просто сумасшедший.

— Это я-то сумасшедший? Потому что не хочу расставатьсяс женщиной, которую люблю?! К концу года мы бы вернулись в Америку… натеплоходе из Иокогамы.

— Как я им все это объясню? Чарли, я дала словодедушке.

Он совсем старый. Такого удара он не перенесет…

— Да, я не могу с ним тягаться. Молодые не умирают отудара, — с горечью сказал он, вдруг испытав приступ ревности квосьмидесятилетнему старику, — или от горя. Ты так ему предана? Я завидую.

— Но я и тебе предана, — тихо сказала она. —Мое сердце принадлежит тебе.

— Ну тогда подумай, и в Стамбуле дашь мне ответ.

— Чарли… — только и сказала она.

Какой смысл мучить себя, если они все равно ничего не могутизменить. Нельзя ей ехать с ним в Китай. И уже ночью, засыпая, она все твердиласебе: «Нельзя, нельзя…» У них есть еще эти два дня в Стамбуле… два дня… и однаночь, а потом она вернется домой… должна вернуться…..должна. Ей снился Чарльз,снилось, что она его ищет повсюду и не может найти. Она проснулась ночью вся вслезах и молча приникла к нему. Скоро они расстанутся, отчаяние снова охватилоее. Но она ничего не стала ему объяснять. Скажи она слово — и он уже никогда неотпустит ее от себя. А она должна вернуться.

Рано утром он разбудил ее, чтобы не пропустить тот момент,когда они будут въезжать в Стамбул. Проснувшись, она увидела за окном отлогийморской берег. Вода отливала золотом, и низко над ней носились чайки. А изморя, великолепный и величественный, вставал Стамбул со своими золоченымикуполами, мечетями и минаретами. А когда они обогнули Сералио-Пойнт, то ихвзорам, точно волшебное видение, явился дворец Топкапи. Казалось, вокруг неговитают призраки султанов и обольстительных восточных красавиц.

И когда экспресс медленно подтянулся к вокзалу, этот город,порождение необузданной фантазии его бесчисленных творцов, сразу дохнул на Одрипряными ароматами Востока и заворожил ее.

Потом они ехали в отель и Чарльз показывал ей Голубуюмечеть, и Айя-Софию, и минареты, которым несть числа, и Колонну Константина, вознесшуюсянад садами, и Большой базар.

Печаль предстоящей разлуки на время оставила Одри, она сновасхватила свою «лейку» и снимала, снимала без конца.

Чарльз привез ее в «Пара палас», который нравился ему большевсех других отелей в мире. Дюжина носильщиков подхватила их багаж, и Чарльз сОдри вошли в вестибюль.

Чарльз заблаговременно заказал номера, соединенные огромнойобщей гостиной. Зеркала в позолоченных рамах отражали обшивку из черногодерева, причудливую резьбу и сверкающих купидонов. Даже холл здесь был украшенстоль же пышно. Странно, но в этом экзотическом городе такое убранствопоказалось Одри вполне уместным, хотя в любом другом месте оно повергло бы ее визумление. Когда они с Чарльзом отправились на Большой базар, Одри не уставалавосхищаться всем подряд и без конца щелкала своей «лейкой». Кривые улочки,живописные виды, пряные запахи, торговцы, у которых можно купить все что душапожелает, совершенно очаровали ее. Чарльз радовался, глядя, как жадно онавпитывает новые впечатления, блаженно погружаясь в эту столь непривычную длянее атмосферу. Он повел ее в маленький ресторанчик, где они позавтракали.Оказалось, что даже турецкая кухня не пугает Одри. Все вокруг умиляло ее.

Видно, она рождена именно для такой жизни — «бродячей», каквыразилась она сама, когда они, взявшись за руки, гуляли по набережной.

Потом они вернулись в отель, и тут ее вновь охватила грусть.

И даже когда они заключили друг друга в объятия, эта грустьне рассеялась.

Куда могли они спрятаться от того, что им предстояло?

Завтра утром она уезжает, и их короткий бурный роман на этомкончится, может быть, навсегда, если провидение не сжалится над ними.

Она лежала с ним рядом и тихонько водила кончиком пальца поего груди, а он пытался справиться с отчаянием или хотя бы заглушить егоостроту.

— Когда ты едешь в Китай? — спросила она.

Пора было снять табу и заговорить об этом, все равно разлукине избежать. Час пробил.

— Завтра вечером.

Вид у него был несчастный.

— Долго ли туда ехать?