Бандитский подкидыш - Ирина Шайлина Страница 27

Прошёлся по комнате. Выглянул в сад, жалкий и голый. Из-за тех деревьев я тогда смотрел на Катю. Тогда она делала этот дом живым. Чужая совсем, тогда, а я доверил ей самое важное что у меня было, что есть сейчас. Снова захотелось выть. И кажется вдруг, что все эти разборки, дележка бизнеса, все, что таким важным казалось – ерунда. Стоило ли вообще об этом думать? И успокаивать себя тем, что один раз Катя справилась, справится и второй не получалось. Глупо все и дурацко. Найти нужно, как можно быстрее, а потом никому больше не доверять.

– В город, – бросил я выходя из дома.

Можно было добавить, чтобы искали лучше, но я знал – ищут. Никого и никогда, наверное, так не искали, как сейчас ищут Катю с моим сыном.

Я увидел это уже на крыльце. Совершенно неприметная деталь, просто споткнулся взглядом. Ниточка пуховая. Тонкая, почти прозрачная, на ветру дрожит. Коснулся. Намотал на палец. Белоснежная. Оставленная тут недавно. И недавно же мной виденная, такая же. Утеплитель из разодранной Катиной куртки. Бессилие моментально сменилось яростью, такой яркой, что самого ошеломила, дышать спокойно не давая, требуя выхода наружу.

В прошлый раз в этот дом, который я когда-то купил для нашей молодой семьи, я проник почти вором. Уничтоженный, раздавленный, истекающий кровью. Сейчас я вошёл хозяином. Толкнул дверь ногой. Нет, не хозяином выходит, у себя дома так себя не ведут. У меня не получалось уважать это место. Катя оживляла собой дома, моя же жена вытягивала из них силу.

Поднялся наверх. Ни один человек не вышел навстречу. Боятся все, даже прислуга. Вошёл в комнату жены. Полдень. Спит. Так спокойно, как спать может только человек с чистой совестью. Но у неё то совести никогда не было, от этого ее сон ещё более сладок.

– Давид, – улыбнулась она. – Документы на развод решил принести лично?

И потянулась. На ней чёрное кружевное нечто. Сомневаюсь, что спать на жёстком кружеве удобно, скорее просто ждала меня, обставив событие как можно театральнее.

Я сдернул с неё одеяло. Обнажились длинные молочно белые ноги. Она улыбнулась – именно такой язык любви она только и понимала. Она не умела играть честно ни в жизни, ни в постели. Ей нужна была боль и кровь. Я не готов платить своей кровью за её удовольствие. Теперь я знаю, насколько иначе бывает. Мне есть с чем сравнить.

Обхватил её горло ладонью. Именно так, как мечталось. Пульс бешено бьётся под моей ладонью, а у этой стервы на губах улыбка. Ещё немного надавить сжимая плоть и воздуха на улыбки ей не останется. Не останется даже на жизнь. Но я не задушу её, я это знаю, она знает. Тяну мгновение, борясь с искушением, затем убираю руку. Для надёжности даже в карман пальто прячу – так велик соблазн.

– Мур, – снова улыбается. – Соскучился?

– Где они? – устало спрашиваю я.

Сейчас я не намерен играть в игры. Раньше легко игралось, но теперь на кону нечто слишком важное. Я не готов рисковать ими.

– Так сразу? А поговорить?

Привстает на коленях. Тянется ко мне. Пробегает я пальчиками по рукаву пальто. Белое на чёрном. Могло бы быть красиво, но нет. Тонкие нежные пальцы не вызывают желания их целовать. Я бы с большим удовольствием услышал их хруст.

– Если я сейчас уйду, – говорю я. – Я не вернусь. В этом дерьме ты останешься одна.

Я блефую. Я не уйду пока есть хоть подозрение, что у неё Лев и Катя. Но она, не способная на любовь, не понимает всей её силы. Она верит и пугается. Боится пережать и остаться ни чюс чем.

– Не спеши, – просит она почти ласково. – Тем более мы теперь играем по моим правилам.

Лев, сразу подумала я. Так сладко спит, под щекой ладошка. Сами щеки округлые, нежные-нежные, ничего нежнее я никогда не касалась. Лев – самое главное. Крыльцо скрипнуло, секунда, а я столько всего подумать успела. О Льве. О том, что оконные рамы старые, десятки раз белой эмалью крашеные, все эти слои краски давно закаменели, едва форточка открывается. И думать нечего сбежать в окно. Так мой милый домик стал моей же ловушкой.

Встаю. Раздеваться я полностью не стала, так как в доме ещё прохладно. И Левка спит в комбинезончике. Сую ноги в кроссовки, ребёнка заворачиваю в одеяло, он кряхтит сонно. Что бы там ни было, я готова. Лучше так.

Свет включился резко, ударяя по глазам, ослепляя, выжимая слезы. Зажмурилась, потом потихоньку глаза открыла. Мужчина стоял небрежно прислонившись к стене. Высокий, головой чуть не в потолок упирается. Не такой мощный, как Давид, скорее изящный, но сила в нем чувствуется немалая. Смотрит на меня. Я не чувствую в его взгляде прямой угрозы, хотя знаю, что пришёл по мою душу. А ещё он красив. Тонкие черты лица, тёмные волнистые волосы, неожиданно светлые глаза.

– Да откуда же вы беретесь? – растерянно пробормотала я.

Мужчина, наверное, ожидал, что я испугаюсь и явственно удивился.

– Кто? – переспросил он.

– Мужики красивые, – с готовностью пояснила я. – Я уж скоро, как три десятка лет живу, а столько красивых мужиков, как этой осенью, отродясь не встречала.

Он приподнял брови, разом неуловимо сделавшись похожим на Давида. Самую капельку. Я чувствовала в нем жестокость, в этом мужчине. А ещё то, что он не сможет сделать мне больно. Но не сейчас, я его обезаружила.

– Пожалуй, я начинаю понимать Давида, – сказал мужчина. – Я вижу, вы уже готовы? Тогда следуйте за мной.

Спорить с ним было бесполезно, поэтому я пошла. Он мне даже дверь придержал, когда я выходила. Я ещё подумала – может, не так страшно все, как казалось? А ещё подумала – дура я, бестолковая. Конечно, они поехали меня на дачу искать, лучше бы и дальше в лесу сидела. Леса мне теперь очень нравятся, прятаться в них удобно.

На улице темно совсем, хотя утро уже занялось утро. Холодно. Я стараюсь идти медленнее, словно тяну время, словно Давид возьмёт и прилетит нам на помощь прямо сейчас. И с горечью понимаю – он может вообще ещё ничего про нас не знать. Осматриваюсь. Их несколько, мужчин. Красавец идёт позади меня, я чувствую на себе его взгляд. Один рядом со мной, караулит, чтобы не сбежала, ведет меня к большой машине, такой чёрной, что норовит слиться с темнотой вокруг.

– Ребёнка давай, – вдруг произнёс хриплым голосом тот, что рядом шёл.

Я напряглась, споткнулась, едва не ввронив ребёнка. Тот устало вздохнул во сне – не давали ему спокойно выспаться сегодня.

– А ты отбери, – вздернула подбородок я, и Льва крепче к себе прижала.

И тут же испугалась сама – вдруг и правда, отбирать полезет? Лев проснётся, испугается тут же, заплачет. А я меньше всего хочу чтобы боялся, чтобы больно ему было! А они такие сильные, эти мужчины. Если будет отбирать сама отдам, уповая на то, что ребёнку Давида повредить не посмеют. Отдам, а сама будут сменить вслед, словно собачка, скулить и преданно в глаза заглядывать, упрашивая, умоляя не пугать мою кроху…