Любовь в объективе - Светлана Штауб Страница 27

Сейчас у меня есть два варианта. Вариант номер один – выпить немного… или много… и продолжить этот цирк, продолжить делать вид, что ничего не случилось. Или же… Вариант номер два – пойти и извиниться перед Эвелиной. Не знаю, в какой момент я упустил перемены в собственном характере – я ни разу за всю жизнь ни перед кем не извинялся и уж тем более не делал это по собственному решению, – но всё именно так, как есть. Я всерьёз думаю о том, чтобы пойти и извиниться. Проблема только в том, что я не знаю, как это сделать. Она просто не пустить меня в свой фургон. А просить извинений на площадке я точно не собираюсь. Ещё чего! Позориться перед всеми? Это сильно навредить статусу. Не знаю почему, но почему-то я до сих пор хочу сохранить статус наглеца, каким был когда-то и от которого теперь не осталось и половины той наглости, что была раньше.

Пялюсь на бутылку, отвешиваю себе знатную пощёчину и поднимаюсь с кресла. Выхожу из фургона, вдыхаю свежий воздух. И тут меня осеняет – нужно пойти к этой девке… Как же её? Карина! Точно. Они ведь хорошо общаются с Эвелиной. Нужно пойти к ней и спросить, что мне делать. Вот это ты докатился, братан… Вот это ты докатился…

Немного поругав себя, иду к фургону Карины. Попутно спрашиваю у встречающихся рабочих, где вообще найти её фургон. Наконец, подхожу к нужной двери с табличкой, на которой написано имя этой девки. Поднимаюсь по ступенькам и стучусь. Через пару секунд с другой стороны слышится:

– Секунду.

Ещё через несколько секунд дверь открывается. Я стою в оцепенении.

– Что такое? – лопая розовый пузырь спрашивает девка.

Всё ещё стоя перед ней, я размышляю. Пребываю где-то внутри своего разума. Наконец поднимаю руку. Указательный палец. Щурюсь и спрашиваю:

– Я только что постучал? – указываю на дверь.

Девка смотрит на табличку, внимательно изучает дверь взглядом, после чего поворачивается ко мне, пожимает плечами, лопает пузырь и говорит:

– Ну да.

Глаз начинает дёргаться.

– Ни хрена не понимаю, – говорю я.

– Чего? – спрашивает девка, перемалываю жвачку зубами.

– С каких пор я стучусь в двери?

– А что? Должно быть как-то иначе.

Да! Должно быть! Я никогда не стучался! Я всегда заходил туда, куда хочу! Должно быть, мать твою, по-другому!

Трясу головой, моргаю и смотрю на девку.

– Да нет, – делаю вид, что всё нормально. – Всё нормально.

Она кивает.

– Ага, понятно. Чего припёрся-то?

– Хотел поговорить. Пустишь?

Девка внимательно смотрит на меня. Как будто думает, что я вру. Затем чуть отодвигается и приоткрывает проход. Я вхожу. Дверь закрывается.

– Ну так что?

– Короче, помощь мне нужна, – говорю я.

– Ага.

Смотрю. Жду продолжения реакции. Но продолжения нет.

– Чего ага? Ты поможешь или нет?

– Ты условия сначала огласи.

Думаю: вас что, всех в одном месте штампуют с одинаковыми настройками? Все бабы одинаковые?

– Извиниться хочу перед Эвелиной.

Надутый пузырь внезапно лопается совсем не по плану девки. Он лопается так, что большая часть жвачки остаётся на носу и губах.

– Не поняла, – убирая жвачку, говорит она. – Чё сделать хочешь?

– Извиниться.

– Перед кем?

– Ты глухая? Перед Эвелиной!

Она чешет затылок, задирая брови. Вынимает жвачку изо рта и клеит её под ближайшую столешницу. Пододвигается ближе, задирает нос и говорит:

– Ну-ка дыхни.

Я делаю сильный выдох. Чтобы прям её сдуло.

– Фу! – она морщит нос. – Ну всё ясно.

– Что ясно? Думаешь, потому что я напился?

– Ну конечно, – уже совершенно расслабленно отвечает девка.

– Тогда открою тебе секрет: я пью перед каждой сценой, перед каждым началом сьёмок. И, блин, ни хрена не потому, что хочу так. А потому что я просто не знаю, что за херня со мной происходит.

– То есть как это? – девка падает на диван, берёт пачку жвачки со стола и вынимает новую.

– То есть я не умею извиняться! – эмоционально объявляю я. – Никогда! Никогда не извинялся! А тут решил! Решил! Сам! Понимаешь?!

– Ну-у, – протягивает Карина, – вообще-то ты уже извинялся передо мной.

Я пытаюсь вспомнить. Вспоминаю. Блин… Точно. Ещё лучше! Уже второй раз получается.

– Так или иначе, это ненормально. Ненормально для меня. Я никогда не делал этого раньше. Что за херня! Как я до этого докатился?!

На последних словах девка вздрагивает так, что чуть не роняет резинку. Откладывает жвачку обратно.

– Так, ладно, то есть ты сейчас не шутишь? Не издеваешься надо мной? И вообще, типа… реально хочешь извиниться перед Эвелиной?

– Да!

– За что? – совсем недоумевает девка.

Я мотаю головой, пожимаю плечами.

– За то, что пресса поливает её грязью.

– О! здорово ты придумал. Конечно, идея хорошая, но ты не думал, что она не захочет с тобой разговаривать?

– Думал. Конечно, мать твою, думал! Поэтому и пришёл к тебе, чтобы ты посоветовала что-нибудь.

– Хочешь совета?

– Да.

– Тогда давай я дам действительно полезный совет, – она ёрзает на диване, усаживаясь поудобнее. – Если хочешь, чтобы она хотя бы поговорила с тобой, попробуй не извиняться, а исправить ситуацию.

– Исправить?

– Исправить!

– Как же?

– Реши проблему с прессой, – она трясёт головой. – Что за странный вопрос. Это же очевидно.

– И как мне её решить?

– У меня спрашиваешь? Ты, вроде, тут звезда мирового масштаба. Бывшая… В любом случае, тебе лучше меня известно, как решаются проблемы с прессой.

– Никак, – как ни в чём ни бывало отвечаю я. – Я не решал никаких проблем. Меня всегда всё устраивало.

Девка важно откидывается на спинку, раскладывает руки и говорит:

– Ну тогда забей.

– Как это.

– Слушай, – отодвинувшись от спинки, говорит она. – Либо ты решаешь проблему, либо принимаешь её. Других вариантов нет. Неужели ты на столько тупой, что не можешь понять таких простых вещей? Всё, – снова откидывается на спинку, – я закончила. Свободен, – она машет кистью, указывая на выход.

Я готов взорваться от такой наглости. Сжимаю губы, челюсть, напрягаю мышцы. Но… в итоге решаю просто уйти.

Эвелина.