Какая еще любовь? - Кейси Майклз Страница 27

— Я же тебе говорю, мама научила. Ну, я на нее смотрела, смотрела, спрашивала обо всем, а потом она мне все объясняла.

— Ну давай, стрельни в меня.

И она стрельнула, юная акселератка. Она закрыла глаза, потом широко их открыла, одновременно выбросив руки вверх, и стрельнула в Молли глазами. Что ж, неплохо. Страшно подумать, скольких она уложит, когда у нее начнется половое созревание.

— Подожди, мне надо самой попробовать, — сказала Молли, присоединяясь к девочке.

— Отлично. Тогда начали.

И Лиззи прошлась «классическим шагом Боба Фосса». Не успела она дойти до середины сцены, как Молли уже повторяла за ней, и они обе останавливались, подпрыгивали, щелкали пальцами, стреляли глазами в невидимых зрителей и шли дальше, продолжая танец. Молли мешало платье, но не сильно,

— Ну все, хватит, — засмеялась Молли, выпрямившись. — А из какого это шоу?

— Не знаю. Мама знает очень много танцев, она тренируется на них. Говорит, чтобы сохранить фигуру. Но для «Весь этот джаз» очень подходит. Только я не могу его исполнить как надо — Малыш Тони такой недотепа, и потом, он слишком маленький, чтобы меня поднять. Подожди, я тебе покажу.

Лиззи побежала за кулисы и тут же вернулась с двумя котелками и тросточками.

— Это мой тайный реквизит. — Она отдала Молли котелок и трость. — Я иногда привожу сюда Малыша Тони — то есть Эла, — пока никто не видит, и мы репетируем. Но он так лажает, Молли, просто ужас. Ты готова?

Молли надела котелок, шлепком надвинула его пониже, игриво сдвинула на один глаз, потом подхватила черную трость с белым наконечником и повертела в пальцах.

— Готова. Так что мы делаем? Твой номер из «Весь этот джаз»?

— Ага. Ты поешь?

Молли еще раз шлепнула по котелку.

— Как павлин.

— Чего? Какой павлин?

— Не обращай внимания, это я неудачно сострила. Да, пою.

— Отлично. Начинаем на счет «три». Раз, два…

Доминик устало прислонился к одной из колонн на веранде и раздумывал, что ему сейчас нужнее — еще одна понижающая кислотность таблетка или порция белого порошка, который хранился в ящике комода с того дня, как Тони нашел его в офисе и устроил всем жуткий разнос.

И до сих пор непонятно, что хуже: сложности с голосом у Синары или отсутствие у мамы Билли мозгов и такта.

Раньше все было по-другому. Радостно, черт побери. Весело. Всегда по-новому. Даже проблемы не сильно огорчали, потому что он умел с ними справиться.

Ему по-прежнему нравится быть продюсером. Почти всегда. Но иногда приходится становиться великим и ужасным судьей, наставником. А еще чаще — слишком часто — надсмотрщиком. Саймоном Легри [17].

Когда же все это превратилось в работу? В проклятую обязанность! В бесконечную, безрадостную гонку? Надо бежать, торопиться, а он запутался и потерял направление. Давно уже потерял.

Тони хотел, чтобы они вдвоем взяли отпуск и отдохнули как минимум год. Но это невозможно. Когда ты на самой вершине, деваться некуда — только падать вниз. Это Доминик знал точно, в это он верил. После четырех мюзиклов, ставших легендой, труднее всего сделать пятый. Не верите — спросите Эндрю Ллойда Веббера.

Нет, о том, чтобы отдохнуть и отложить новый спектакль, не может быть и речи. Валяться на диване и подсчитывать заработанные денежки — не в характере Доминика.

Значит, работа. Все, что ему осталось. Работа.

Если Синара не возьмет себя в руки, ее придется заменить, и очень скоро. А этого ему очень не хотелось. Имя Синары на афише — гарантия успеха. У нее настоящий талант — достаточно взглянуть на длинный список ее хитов. Так почему же сейчас у нее ничего не получается?

Он знал про них с Дереком. Любой, у кого были глаза, знал. Пять лет они были любовниками. Были. Прошедшее время. Но ведь актеры всегда так: то влюбились, то расстались, то спят вместе, то не спят и все равно остаются друзьями. Ни драм, ни интриг.

Раньше он думал, что Дерек с Синарой отнеслись к своему разрыву так же. Но теперь его уверенность поколебалась. Ладно, он может быть нянькой, судьей, наставником. Но специалистом по любовным отношениям? Нет уж.

Доминик задумчиво потер живот. Внутри все жгло огнем, как будто черти развели костер.

А ведь есть еще Билли Уайт. Шило в заднице. Бетани Уайт — девочка талантливая, но в мире и без нее полно талантливых девочек. Может, Билли об этом и не знает — хотя после того, как он затащил ее в свой кабинет и целый час орал на нее, надо быть дебилом, чтобы этого не понять. Им обеим легко найти замену.

Заменить Бетани. Заменить Синару. А потом объясняться с Тони, который уверен, что целых три недели его брат бил баклуши, пил пиво и резался с племянниками в компьютерные игры. Как ему из всего этого выбраться?

А еще Молли Эпплгейт. Самое важное. Откуда-то он знал, что это — самое важное.

Надо все как следует обдумать. Или она — самая коварная интриганка из всех, какие ему встречались, или просто не знает, какой обладает над ним властью. Не знает, что его влечет к ней. Что у него слюнки текут при одном взгляде на нее.

То поманит, то оттолкнет. Она вывела его из равновесия — он до сих пор не мог понять, как ей это удалось.

Казалось, так легко будет ее заполучить, только помани. И вдруг — бац! — он остался ни с чем.

— Нет, она не это имела в виду. — Доминик оттолкнулся от колонны. — Она не отталкивала, а предупреждала. Похоже, я совсем потерял форму. Черт.

— Чего? — раздался со стороны одного из кресел голос Эла. — Дядя Ник, ты что-то сказал?

— А? — Доминик оглянулся на племянника. Эл расчесывал Руфуса. Сенбернар лежал на спине, раскинув лапы и демонстрируя все свои причиндалы. Золовка Доминика пообещала немедленно кастрировать пса, если еще раз их увидит. В тот день Доминик первый и единственный раз видел, как Тони не только сидел, положив ногу на ногу, но и ходил почти так же.

— Я думал, ты что-то сказал, — повторил Эл и скосил глаза к носу, пытаясь снять с языка шерстинку Руфуса. Язык у него был ярко-синий. — Вон Молли и Лиззи.

Мягкие клочья шерсти, которые Эл вычесал у Руфуса, разлетелись по всей террасе, как семена перекати-поля. Доминик поднял голову и увидел, что через лужайку к дому идет Молли с его племянницей.

Они смеялись, держались за руки и шутливо подталкивали друг друга, как дети, у которых есть одна восхитительная тайна на двоих. Вдруг они остановились и, прежде чем пойти дальше, проделали несколько танцевальных па. Лиззи отошла в сторону, сделала полный оборот, поклонилась, помахав воображаемой шляпой, и бросила «шляпу» Молли. Та сделала вид, что ее поймала, тоже покружилась и отвесила поклон.