Погоня за радугой - Ребекка Тейт Страница 27

— А ты сегодня где была? — осведомился Дэвид.

— Встречалась с Дайаной. Она мне позвонила. — Стейси не видела смысла это скрывать, к тому же ей очень хотелось поделиться радостью.

Дэвид почему-то напрягся.

— Вот как? И о чем же вы говорили?

— Она сделала мне предложение, — захихикала Стейси.

— И ты не смогла отказаться?

— Не смогла. — И Стейси пересказала Дэвиду свой разговор с Дайаной.

Он слушал молча, не перебивая. Лишь когда рассказ закончился, спросил:

— Так Дайана намекала, что лучше было бы, если бы ты переехала в Беркли?

— Она, конечно, говорила расплывчато. «Если бы ты жила в Калифорнии…»… — Стейси покачала головой. — Конечно, она поняла, что я не перееду из Чикаго. Но это не помешало нам договориться.

— Я рад за тебя… А почему бы тебе и вправду не переехать в Беркли?

Стейси пораженно уставилась на Дэвида.

— Что?!

— Тебе же все равно, где творить. Или Чикаго больше тебя вдохновляет? Студию найти не так сложно, я мог бы задействовать кое-какие связи. Лола будет здесь. И ты могла бы…

— Я ничего не могла бы, — решительно перебила его Стейси, которой не нравилось такое вольное обращение с ее будущим. — Дэвид, мне все это кажется немножко странным и слишком поспешным. Я знаю тебя несколько недель, но на самом деле начала узнавать только с этого понедельника. Сегодня пятница. А Дайану я вообще вчера увидела первый раз в жизни. То, что она говорит, очень приятно, и я согласилась с ней работать, но это не означает, что я в один миг порву все свои связи, брошу все и перееду в Беркли, потому что кому-то так удобнее.

Дэвид был явно обескуражен отпором Стейси.

— Я ведь не имел в виду ничего плохого, — осторожно заметил он.

— Конечно, все вы не имеете в виду ничего плохого, — пробурчала она. — Ты говорил, что я стремлюсь контролировать Лолу. Почему же я слышу знакомые нотки в твоих интонациях?

Дэвид молча покачал головой.

— Женская логика для меня непостижима. И такая буря эмоций тоже. Для меня было бы логичным для развития карьеры переехать туда, где эта карьера намерена развиваться.

— То есть ты бы оставил дом и побежал за звездой?

— А ты разве нет? Говорят, художники на такое способны. Но не в этом дело, Стейси. Если у тебя есть дело жизни, ты на многое должна быть готова пойти ради него. Не поступаясь другими важными вещами, конечно. Если тебя держит семья, обязательства перед родителями, тогда все понятно. Но если ты свободна и никому не должна ничего, кроме себя самой… Почему бы и нет?

— Потому что это не моя мечта — жить в Беркли.

— Чем тебе не угодил город? — обиделся Дэвид.

— Город прекрасный. Только я не его себе рисовала в мечтах, вот и все.

— А чего ты хочешь? Спроси себя честно. Какая степень известности тебе нужна, что ты считаешь наивысшей точкой своего развития? Всемирную славу? Или хорошую работу, которую ценят? В любом случае откуда-то надо начинать.

— Ты такой умный, — язвительно высказалась Стейси.

— Есть немного, — согласился Дэвид без улыбки и допил апельсиновый сок. — Я не всегда был таким. Таким умным, опытным и самоуверенным. — Он усмехнулся с изрядной долей самоиронии. — Человек… он растет. Надеюсь, что умнеет. Начинает понимать, что ему нужно и зачем. Какая жалость, что возможность мыслить четко и формулировать свои цели глобально приходит не сразу, не в десять-пятнадцать лет, и мы успеваем наслушаться родителей, вдалбливающих нам свои установки! Потом, достигнув определенной степени просветления и сформулировав, чего мы на самом деле хотим от мира, мы получаем шанс бороться с тем, что успели сами с собой сделать раньше. И что, разумеется, остальные успели сделать с нами — а мы им позволили.

Стейси задумалась. Дэвид говорил не свысока, а будто делился с нею тем, что накопил сам, и сейчас вот эти знания могут помочь. Она откинулась на спинку стула, глядя в сад, где на листья кустов и на дорожки уже упали первые крупные капли дождя, теребила прядь волос и думала, думала… Дэвид деликатно молчал, не мешая.

Хорошо. Предположим, он прав. И нужно ставить четкие задачи, а не желать чего-то смутного и недостижимого, вроде вечерней звезды в ладонях.

Стейси сидела на веранде дома, где живет ее будущий родственник, такой невыносимый и волнующий, и впервые сознательно формулировала четкие цели на всю ее дальнейшую жизнь, некие базовые вещи, которых она непременно хочет и которые обеспечат ее такой восхитительной жизнью, какая у нее уже есть сейчас. Еще восхитительнее. До конца жизни. Навсегда.

Пределов нет — это самое главное, что нужно выучить.

Еще хорошо бы выучить, что мы можем все.

Сразу это понять невозможно, Стейси уже знала. Мир информационно бесконечен, и мусора в мозги набивается достаточно. Поэтому иногда очень полезно сесть и подумать, отбрасывая лишнее вроде: «Я не успеваю доделать работу» или «Новая кофточка мне совсем не идет». Дэвид прав. Черт, как же он прав! Стейси покосилась на его невозмутимый профиль.

Он тоже смотрел в сад, едва заметно нахмурившись. Интересно, прорывался ли он к своим целям с боем?

Стейси, конечно, с самого начала было проще. Она как себя осознала, так знала, что хочет рисовать, переносить краски мира на холст и делать от этого мир еще удивительнее. Остальное лишь вытекает из этой базовой потребности, диктуется ею. Стейси рисует то, что хочет. И сейчас она начинала хотеть большего.

Правильно учат специалисты по транссерфингу реальности и ментальному программированию: пожелай — и сбудется, только не забывай что-то делать, когда это необходимо. В какой-то момент нужно отставить фразу «Я сделаю это потом» и заменить ее фразой «Я сделаю это сейчас».

Жизнь прекрасна, в том числе и потому, что она дает бесконечные возможности учиться. И Стейси хотела учиться, очень хотела. Только слегка растерялась.

Альберт Эйнштейн как-то сказал: «Человеческое существо, которое ощущает себя, свои мысли и чувства как нечто совершенно оторванное от остального мира, находится во власти определенного типа оптической иллюзии собственного сознания. Эта иллюзия служит тюрьмой для нас, она ограничивает нас нашими собственными желаниями и возможностью влиять только на людей, находящихся непосредственно рядом с нами. Наша задача — вырваться из этой тюрьмы, расширив круг сострадания на все живые существа и на всю природу».

Скептики говорят, любить весь мир невозможно.

Но пока ты его не любишь, ты не можешь его воссоздать, не можешь дополнить — у тебя напрочь отсутствует функция созидания. И барахтаться в мутной воде тоже сомнительное удовольствие. Нужно любить все окружающее, и тогда сразу поймешь, зачем ты здесь.

Стейси широко улыбнулась и развела руками, будто бы обнимая весь мир.