Все сбудется - Олимпия Кершнер Страница 27

— Всего только с несколькими дюжинами. И нет, конечно, я не рассчитываю, что ты запомнишь всех сразу. Но после того как будешь встречаться с ними снова и снова на других приемах, это придет. А пока мне бы хотелось, чтобы ты запомнила лишь нескольких близких друзей…

— Кого конкретно? — Николь откинула голову на подушки и прикрыла глаза. Она могла бы продолжать слушать Сомаля всю оставшуюся жизнь…

Вдруг к ее щеке что-то прикоснулось. Николь медленно открыла глаза. Над ней склонился Сомаль.

— Мы дома.

Она моргнула — сознание прояснилось. Вместе с сознанием вернулось и острое ощущение его близости.

— Я уснула?

— Когда я рассказывал тебе о моих друзьях. В следующий раз постараюсь быть не таким скучным.

— О нет, все вовсе не так. — Она села, оперлась на его плечо. — Извини. Видимо, сказалось напряжение, которое я испытывала во время приема. И еще эта встреча с Номбой… Зефирен рассказала мне о нем. Это из-за него нам пришлось пожениться? Он ничего не заподозрил? Зефирен сказала, что он сущий гвоздь в твоем сапоге.

— Ничего, я с ним справлюсь. Идем, ты можешь быть в постели уже через две минуты, — сказал Сомаль.

Она покорно последовала за ним к вилле. Николь уже повернула к своей спальне, как он вдруг остановил ее.

— Ты была просто превосходна. Спасибо тебе за сегодняшний вечер.

Сомаль наклонился к ней и поцеловал. Полусонная, под впечатлением его опьяняющего голоса, Николь ступила в его объятие и растворилась в нем. Томности и вялости как не бывало. Кровь мгновенно запульсировала в висках, помчалась по жилам, вынудила сердце бешено забиться в груди, когда его нежные горячие губы коснулись ее губ, заставили их приоткрыться и впустить его язык. Николь отвечала ему, наслаждаясь ощущением необузданной свободы, которую испытывала в руках Сомаля.

Почувствовав на обнаженной спине его теплые ладони и упиваясь этой лаской, она прижалась к нему еще крепче. И ощутила его твердое сильное тело, вжавшееся в ее, и вкусила блаженство, сознавая те различия между ними, что позволяли им сливаться ближе, теснее. Она плыла, плыла на пушистом облаке его ласки.

Сомаль закончил поцелуй и прижался лбом к ее лбу. Он смотрел ей в глаза, когда она наконец неохотно открыла их. Он держал свою бешеную страсть под контролем, она виделась лишь в его глазах. И это жадное желание, которого Сомаль не смог скрыть, заставило Николь задрожать в предвкушении. Интересно, каково это — быть с ним в постели, подумала она, и заниматься любовью?

— Тебе лучше идти сейчас, если ты хочешь спать одна, — услышала она его хрипловатый голос.

Николь заколебалась. Часть ее протестовала, отказывалась отправляться в постель в одиночестве, но вторая, более благоразумная, говорила, что будет ошибкой поддаться искушению. Что это лишь временное, краткосрочное соглашение, а не прелюдия к прочному любовному союзу на всю оставшуюся жизнь.

Она кивнула, разняла руки, опустила их и быстро пошла к своей комнате.

— Черт! — выругался Сомаль, когда дверь за Николь закрылась.

Он сердито провел рукой по волосам, потер шею, пытаясь ослабить напряжение. С каких это пор он стал вести себя как бойскаут-недоумок? И альтруизм никогда не был в числе его добродетелей. Он всегда безжалостно пользовался слабостью противника или его ошибками.

Если бы он не оторвался от ее губ, они бы сейчас были вместе в постели. Вместо этого он стоит в коридоре, как брошенный щенок, и смотрит на запертую дверь, будто надеясь, что взгляд его обретет силу рентгеновского луча и покажет ему Николь. Она сейчас, наверное, снимает платье, которое облегало ее как вторая кожа, подчеркивая каждый изгиб тела. Он хотел сам, собственными руками стянуть его с нежных плеч и смотреть, как оно кровавой лужицей растекается у ее стройных ног. А потом поднять глаза и увидеть, как она хороша, когда на ней нет ничего, решительно ничего.

Сомаль резко повернулся, пока не совершил чего-то стремительно-необдуманного, и зашагал к своей комнате. И о чем он только, черт побери, думал, когда отвел ей спальню так далеко от своей? А вдруг ей что-нибудь понадобится ночью?

Что именно, например? — насмешливо спросил внутренний голос. Чтобы кто-то поправил ей одеяло? Или погладил по головке и утешил, если вдруг приснится кошмарный сон? Или поцеловал перед сном, чтобы лучше спалось?

Правда была такова, что Сомаль не привык себе в чем-то отказывать. Весь вечер он наблюдал за Николь, надеясь уловить признаки того, что она также взволнована теми электрическими разрядами, что проскакивают между ними двоими. Один намек — и он не отослал бы ее спать в одиночестве!

Но или она была потрясающей актрисой, или она ничего не поняла. Или не чувствовала того притяжения, что испытывал он. А может быть, она считала дни до подписания «алмазного» договора, чтобы забыть о нем, о его стране, о политических интригах и вернуться домой, в Париж…

На мгновение мысль о ее возвращении домой показалась Сомалю невыносимой. Ему стоит лучше пользоваться тем временем, что она находится с ним. Скорее всего, после этого он уже вряд ли с ней увидится.

Следующим утром Сомаль завтракал один. Интересно, думал он, Николь просто избегает меня или так устала после вчерашней ночи, что еще спит? Он решил было отправиться и проверить, что с ней, но в это время прибыла его мать.

— Сомаль, дорогой, доброе утро, — мелодично пропела Ингрид, улыбаясь вставшему ей навстречу сыну. — Надеюсь, я не очень рано, но я так взволнована. Я подумала об одном проекте. Ты просто влюбишься в него, когда узнаешь. — Она оглянулась по сторонам. — А где же Николь?

— Мы вчера были на посольском приеме, она отсыпается.

— Нет, я просто немного задержалась, — ответила с порога Николь.

Сомаль оглянулся. Ему пришлось напрячь лицевые мускулы, чтобы не выдать своей реакции: так хороша она была! Прелестные светло-пепельные волосы ореолом обрамляли ее свежее, отдохнувшее лицо. Несмотря на вчерашнее обещание, Николь широко улыбалась госпоже Дало. На мгновение он позавидовал матери — ему она никогда так не улыбалась.

Что за сумасбродство! Сомаль вежливо приветствовал ее, предложил матери стул. Николь же прошла к дальнему концу стола и села, прежде чем он смог отодвинуть стул и ей.

Нзола принесла огромный поднос с круассанами, булочками, пончиками, конфетами и поставила его на середину стола, поприветствовав сначала старую хозяйку.

Сомаль дождался, когда все занялись едой, и лишь тогда спросил мать, почему она приехала так рано.

— Чтобы застать вас обоих, — ответила та. — Тебя, пока ты не принялся за работу, Николь, пока она не уехала.

— Не уехала? — Он с удивлением посмотрел на жену.

Она пожала плечами.

— Я никуда не собираюсь.

— Соберешься, как только увидишь, что я привезла! — воскликнула» Ингрид и улыбнулась сыну. — Ты будешь в восторге, мой мальчик.