И всё равно люби - Кэрри Браун Страница 27

Они вместе плавали в этой первобытной радости.

Но нет, нахлынувший сейчас душевный подъем – вовсе не радость. Скорее что-то сродни взабаламученной тине, облепившей и ослепившей ее. Рут подавила дрожь, как-то дернулась плечами, сглотнула и попыталась справиться с тошнотой.

Воспоминание о счастье, вот что это такое – а не само счастье. Когда-то она любила такую погоду. Но места для радости больше нет.

Она ведь знала, что когда-то это случится, не так ли? Да весь день сегодня она это знала.

Впереди высокие ветви деревьев стегали темное небо. «Как забавно, – протянула она однажды, обернувшись к Питеру, – значение слова «стегать»: бить, сечь, хлестать. Как это непохоже на его синонимы: простёгивать, перевязывать, прикреплять». Рут отчетливо вспомнила тот вечер и свое поразительное открытие, потому что Питер поднял голову и в ответ прочел ей полностью стихотворение Александра Поупа.

Она ошеломленно вытаращилась на него. Питер же не помнит ни единого стихотворения! Это она все помнит, все-все стихи, это она самодовольно засыпала его цитатами многие годы.

– А я кроме этого больше ни одного и не помню, – отвечал он. – Мы в школе учили, на литературе.

И он начал сызнова, как будто она заподозрила его в том, что он не сможет повторить свое достижение.

Рут не могла припомнить теперь, какие слова шли дальше, но там точно где-то было «стегать».

А Питер рассказал его до самого конца и снова вернулся к своей газете.

В то утро Рут что-то пекла. Память подсказала так услужливо, что в носу защекотал аромат: да, это был увесистый лимонный кекс брусочком, и она еще так радовалась, что успела поставить его в духовку с утра пораньше. Обычно ей не очень-то удавалось так себя организовать. Было воскресенье, и Питер не ушел на работу… А после им предстояло какое-то неприятное дело, поэтому безмятежное счастливое утро уже омрачала тучка, бесцеремонно вторгшаяся в их такой редкий домашний расслабленный уют. Вторглась и уселась, надувшись как жаба.

Что же это было? Ах да. Господи, ну конечно же. Похороны. Старенькая секретарша Питера. Эллен.

Через минуту ливанет, Рут это безошибочно определяла. И, подняв голову, услышала запах дождя – так же, как его чувствуют лисы.

Секунду она стояла одна, никто не тревожил ее. Потом показалась машина. Рут ждала, словно королева, в жизни ничего сама не сделавшая и величественно принимавшая уже распахнутую дверцу. Села, послушно пристегнула ремень. Машина почему-то тронулась – кто же за рулем?!

Внезапно послышался треск и скрежет, Рут непроизвольно вскрикнула и пригнулась: оказывается, сломанная ветка ударила по крыше машины, едва они миновали каменные пилоны.

Вот кто за рулем – Чарли Финней. Враг Питера и ее враг.

Нет. Она не стала себе лгать: нет у нее настоящей причины в чем-то обвинять его. Почему же не думать, что он друг – друг Питера и ее друг?

«Патер» – так он называл Питера.

Может, у него не было отца? У нее самой же не было ни матери, ни отца.

Бедный Чарли Финней.

Рут тихонько сложила руки на коленях, но отвернула лицо от Чарли: ей хотелось побыть одной. Вспыхнула молния и на мгновение осветила все вокруг – поле, распластавшееся сразу за дорогой, разрыв в каменной стене – тот путник со своей собакой должны были проехать в него несколькими минутами раньше. Деревья гнулись почти параллельно земле. Снова молния – сверкающая вспышка на черном небе. Рут казалось, она очутилась в глубокой пещере и в последний раз видит свет.

Затем снова раздался грохот – раскат грома на этот раз, и воздух рассекло что-то громадное. Дождь полил. Ветровое стекло растеклось под струями воды.

Когда Рут становилось особенно тревожно, особенно грустно, доктор Веннинг всегда говорила ей:

– Рут, Рут… Иногда надо просто потерпеть, переждать. Поставь чайник. Погладь белье. Испеки пирог. Книжку новую почитай, а?

У Питера и Рут когда-то была собака – всей душой преданная им дворняга на кривых лапах, с морщинистой мордой и смешной рыженькой бородкой. Они взяли пса в уайетском приюте, где ему уже дали имя – Геркулес. Через несколько лет он умер, и Рут с Питером очень горевали. Доктор Веннинг частенько говорила им:

– Бери-ка ты свою дворняжищу, ошейник и поводок и отправляйся куда подальше пешком. Гуляй до посинения. А когда вернешься, тебе станет лучше.

А иногда она говорила:

– Попробуй поиграть на пианино. Кстати, не хочешь научиться на скрипке?

Сама доктор Веннинг довольно средненько, но с большим чувством играла на виолончели и часто корила Рут за то, что она не стала более серьезно заниматься фортепиано.

«Это, – повторяла она, – говорит о том, что тебе не хватает воображения и самодисциплины». Но, увидев лицо Рут, тут же осекалась: «Ох, прости. Пройдет все это – и сегодняшняя печаль, и завтрашняя… Что-то хорошее произойдет, обязательно произойдет, вот увидишь! Только подожди немного».

В освещенной солнцем гостиной их нового дома – она про себя никогда не называла его иначе, чем «новый дом», – Рут не спеша сложила свежевыстиранное белье на обеденный стол – светлого дерева, скандинавский «модерн» – и с наслаждением втянула в себя запах чистой одежды, с нежностью прижалась щекой к мягким заношенным рубашкам Питера и даже своим обширным старым белым панталонам. В ванной она подняла с полу мокрые полотенца – Питера и свое – и повесила их на веревку на террасе, выходившей на озеро, – пусть сушатся на солнце.

Да уж, никогда им не стать образцом аккуратности.

С Питером тогда случился удар, но, к счастью, небольшой.

Повезло, просто очень повезло, что в тот вечер один мальчик, очень скучавший по дому, тайком выбрался из общежития и бродил по кампусу, выискивая точку, где мобильный телефон поймает сигнал, – хотел позвонить родителям. И во внутреннем дворе наткнулся на лежавшего на земле Питера. Мальчик – умница – догадался тут же набрать 911, а сам все время оставался рядом. И позже Питер вспоминал, что рядом с ним на коленях все время сидел мальчик, помнил, что ничего не мог сказать ему, но видел его, и тот отвечал ему взглядом, помнил, как пытался ему улыбнуться, помнил, как с усилием поднял руку, и мальчик взял его за руку, и так они и дождались докторов.

Чарли Финней, конечно, заступил на место директора, как Рут и ожидала того.

Оказалось, что уйти на пенсию для них – невообразимо просто. У них почти ничего не было своего, так что почти ничего не приходилось увозить с собой. Может быть, Чарли вообще взял и сжег все оставшееся после них барахло, когда они с Питером освободили директорский особняк. Да могу поспорить, устроил на радостях костер и побросал в него старые протертые простыни, заштопанные покрывала, а себе накупит новой прелестной мебели, современную газовую плиту и холодильник из нержавеющей стали.