Курортный роман - Эмма Радфорд Страница 27

– И уверен, ты помнишь это…

По ней разлилось божественное тепло от обжигающего прикосновения его горячих рук и страстного, требовательного поцелуя, вобравшего в себя всю ее душу, и, ощутив его пылкое дыхание на груди, она затаила свое собственное в мучительной истоме.

– Мартин!.. – воскликнула Николь срывающимся голосом в порыве огромного внутреннего возбуждения и страстного желания, возрастающего по спирали и умоляющего дать выход чувствам.

И Мартин все понял. Он поднял ее на руки, осторожно положил на кровать и быстро снял, нет, скорее, сорвал с себя одежду. Оказавшись рядом с ней, он, осыпая ее поцелуями и применяя все колдовские чары своих ласк, вовлек Николь в состояние безумного, умопомрачительного транса, где нет места никому, кроме него, его рук, губ и тех восхитительных, потрясающих ощущений, посланных небесами.

Он всегда был необыкновенно галантным и внимательным в постели. Быстро разобравшись в ее неопытности, Мартин, возбуждаясь сам, никогда не забывал о ней, своими ласками доводя ее до полупомешательства, и всегда сдерживал себя, чтобы доставить ей как можно больше удовольствия. И этот раз не стал исключением. Но сейчас в каждом его телодвижении, ласке, поцелуе появилось что-то новое. Казалось, поднимая ее на невиданные ранее вершины блаженства, так что ее страстное желание стало перерастать в болезненное наваждение, он старался оставить навечно ощутимый след в ее душе. Вновь и вновь он подводил Николь к той самой экстазной черте, и, наконец, она, не в силах выдержать пытки, взмолилась о пощаде.

– Ну, пожалуйста… – попросила она, задыхаясь, – Мартин, пожалуйста… пожалуйста…

И только тогда он лег на нее, подмяв под себя ее почти бездыханное тело, и, когда она напряглась в вожделенном предвкушении, из него вырвался торжествующий смешок.

– Конечно, сейчас, моя милая Калипсо… – В его голосе послышалось то же страстное нетерпение. – Что бы ни случилось, ты навсегда запомнишь это…

И вот наступил тот долгожданный момент, и он освободил ее от адских мук ожидания… Громкий, гортанный, восторженный крик Николь смешался с его стоном. Все слилось в одно необъятное единое целое, приведшее к умопомрачительной кульминации, сравнимой только с извержением вулкана.

– О, Калипсо… – прохрипел Мартин, перекатившись на бок. Его грудь вздымалась и опускалась. Он прикрыл глаза рукой. – Вот видишь, – самодовольно сказал он, – на что это похоже… и почему я не могу забыть. Тебе такое тоже не просто вычеркнуть.

– Забыть? – как в бреду переспросила Николь со вздохом огромного облегчения. – Никогда!

Ей было совершенно все равно, как он воспримет. Ее контроль над собой и своим разумом испарился, разлетелся на куски, а потом и вовсе сгорел в охватившем ее пламени страстного огня.

– Никогда, – выдохнула она снова и почувствовала, как затряслась кровать от беззвучного смеха Мартина.

– Держу пари, за все это время ты ни разу не вспомнила о своем любимом Дэвиде, – на торжествующей ноте закончил он.

Дэвид. При упоминании его имени Николь почувствовала такую боль, словно ей в сердце воткнули и повернули острый нож. Да, правда, она не думала о нем. Моментами, когда к ней возвращалось сознание, ее мысли крутились только вокруг Мартина, его тела, голоса, рук и губ, увлекавших за собой на вершину блаженства.

А сейчас ее словно окатили холодной водой и вернули назад, к реальности, подтверждающей, что она никогда на самом деле не любила Дэвида. Их поцелуи были нежными, теплыми, любящими, но по сравнению с той страстностью, которую она испытала с Мартином, более чем прохладными. Дэвид любил ее, но она не смогла ему дать того, что он хотел, и поэтому в конце концов разбила его сердце. Вспомнив в деталях все происшедшее, Николь не смогла выдавить из себя ни слова, а лишь тихо заплакала.

– Николь?

Мартин резко поднялся и с тревогой стал вглядываться в ее лицо. Она зажмурилась, чтобы подавить в себе слезы, а с другой стороны, не видеть его реакции, и каким-то шестым чувством ощутила, как он напрягся в недоумении.

– Николь? – снова позвал Мартин, на этот раз более резко. – Скажи, я чем-то обидел тебя?

У нее не было сил что-то придумывать, изворачиваться.

– Дэвид…

Это имя прозвучало почти неслышно. Вдруг она почувствовала, как волнами зашевелилась постель, и поняла, что он встал. Боясь открыть глаза, Николь замерла, услышав, будто что-то затрещало по швам. В следующее мгновение послышался новый звук, словно рванули молнию на джинсах. Она не выдержала, открыла глаза и подскочила на постели, увидев его полностью одетого и направляющегося к двери.

– Мартин, – испуганно окликнула Николь и, заметив, как Мартин взялся за ручку двери, решила, что он не услышал ее. – Куда… куда ты?

– Прочь, – с сухим презрением бросил он с безучастным видом.

– Но почему?..

Она замолкла под горящим, испепеляющим взглядом. Ей все стало понятно. Произнеся имя Дэвид, она разрушила то невидимое хрупкое, что едва установилось между ними.

– Прости меня, – прошептала Николь, понимая всю бесполезность своих слов.

– Какого черта ты заявилась сюда? – Если правда, она уже и забыла зачем. Ей пришлось поднапрячься, чтобы наконец вспомнить о радостном известии Мэгги.

– Мэгги…

– А, да… ты хотела удостовериться, что я поставлю свою подпись на тех очень ценных для вас клочках бумаги.

Тон Мартина испугал ее. Она была слишком взволнована, чтобы перенести еще один всплеск его эмоций.

– Ты же не…

Мартин своим смехом ввел ее в оцепенение.

– Радость моя, тебе нечего бояться на этот счет. Я дал Стиву слово и сдержу его. Но позволь сказать… – голос Мартина стал волнующе-загадочным, – этому контракту никогда ничто не угрожало… с самого начала. Решение было принято до твоего приезда.

– Но ты же говорил…

– Э, нет, дорогуша… ты первая внесла слово «шантаж» в наш разговор… так сказать, преподнесла мне эту идею на блюдечке… а я далеко не дурак, чтобы ею не воспользоваться.

Николь не поверила своим ушам. Значит, он все время играл с ней и, манипулируя ею, заставлял выполнять его прихоти.

– Так что видишь, Калипсо, в конечном счете твоя жертва – предательство памяти драгоценнейшего Дэвида – никому не нужна.

– Ты ничего не понял… – начала было Николь, но Мартин пропустил ее слова мимо ушей.

– Буду крайне благодарен, если не увижу тебя, когда вернусь, – продолжил он непререкаемым тоном, – иначе не ручаюсь за последствия.

– Но, Мартин…

Николь уже говорила в пустоту. С последними словами Мартин вышел, хлопнув дверью. Она упала на постель, уткнулась в подушки, которые до сих пор хранили тепло и запах его головы, и дала волю слезам. Ей вдруг стало так горько, что Мартин теперь уже никогда не узнает, что у него не было и нет соперников.