Мой спаситель - Глиннис Кемпбелл Страница 28

Но через несколько мгновений она вновь появилась на палубе, словно привидение из недр корабля. Ее губы побелели и были плотно сжаты.

Бедняжку укачало.

Лине направилась к фальшборту со всем достоинством, на которое только была способна. Моряки обходили ее десятой дорогой, пока она, пошатываясь, плелась к борту. Она негодовала, ведь она была опытной путешественницей и дюжину раз ходила от Фландрии до Англии и обратно. Не было никаких причин для приступа морской болезни.

Если не считать того, что со вчерашнего дня она ничего не ела, что избитый до полусмерти ее верный слуга Гарольд лежал внизу, в трюме, истекая кровью, и что через неделю ее собирались продать в рабство тому, кто даст за нее больше.

Кровь прилила к лицу, когда она перегнулась через борт. Она сделала несколько глубоких вдохов, а потом устремила взгляд к горизонту, пока ее желудок не успокоился и рвотные спазмы не прекратились.

Легкие облачка плыли по небу подобно клочьям нечесаной шерсти. С побережья Испании долетал теплый и приятный ветер. Море, чьи воды напоминали тяжелый арабский шелк, переливаясь всеми оттенками желтого, зеленого и голубого, снисходительно отнеслось к жалким созданиям, путешествующим в утлой лодочке по его необъятным просторам. Но она знала, что оно могло измениться в мгновение ока. Так же, как добрый дон Фердинанд превратился в негодяя Сомбру.

Тень корабля на морской глади в такт движению волн играла всеми оттенками черного. Лине вспомнила, что так же вились кудри у цыгана. А дальше море, освещенное солнцем, обретало цвет его глаз — чистый сверкающий сапфир. Она вздохнула. Мошенник он или нет, она отдала бы все, чтобы сейчас он оказался рядом, взял ее под свою защиту, и даже согласилась бы сносить его самоуверенные насмешки над тем, что вот она, дескать, снова вляпалась в неприятности.

Так она предавалась горестным мыслям, и вдруг ей снова стало дурно, но на этот раз это была не морская болезнь. Нет, это было ощущение, будто кто-то за ней наблюдает. Она не удивилась — ей казалось, что за каждым ее движением следил весь экипаж. В конце концов, для них она была таким же чужеродным объектом, как черная нить в белой пряже.

Что-то заставило ее обернуться.

О чудо! У противоположного борта корабля стоял он. Цыган. Ее защитник. Ее надежда. Ее спаситель.

У нее перехватило дыхание. Вероятно, это была просто игра света или же воображения.

Нет. Повязка на глазу и заросший щетиной подбородок не могли ввести ее в заблуждение. Она узнавала эту широкоплечую фигуру и самоуверенную позу. Ее охватил восторг, кровь веселее побежала по жилам. Он нашел ее. Он пришел спасти ее.

На мгновение цыган встретился с ней взглядом, но не подал вида, что узнал ее. Вместо этого он обернулся к двум испанцам, стоявшим рядом с ним, заговорил с ними, кивая в ее сторону. Один из негодяев перекрестился, отгоняя нечистого. Другой вздрогнул.

Желудок вновь подступил к горлу. Лине почувствовала, что ее снова стошнит, но на этот раз не от качки.

Все-таки он оказался не ее спасителем. Он помогал спланировать ее похищение. Проклятый плут оказался одним из них.

Дункан негромко выругался. Необходимость избегать Лине, не имея возможности посвятить ее в свои планы, причиняла ему чрезвычайную боль. Когда он заметил проблеск надежды в ее взгляде, ему потребовалось собрать всю силу воли в кулак, чтобы не броситься к несчастной девушке и не прижать ее к своей груди. Теперь она будет считать его предателем, думая, что он намеренно причинил ей зло. Но ему не оставалось ничего другого, ведь запертый в трюме рядом с ней он ничего не добьется.

Он стиснул зубы, заметив, как Лине отвернулась, вцепившись в поручни с такой силой, что у нее побелели костяшки пальцев. Он знал, что сейчас в ее глазах стоят слезы боли и унижения, слезы, которые она изо всех сил постарается скрыть. Одному Богу известно, чего ему стоило демонстрировать безразличие в ответ на ее молчаливую мольбу.

Но Дункан не обращал на нее внимания почти весь день. Он пользовался каждым удобным случаем, чтобы просунуть в носовую каюту лишний кусок хлеба, удостовериться, что у пленников было достаточно одеял, и продолжать распускать слухи об оспе, заставляя Осо ежечасно осматривать кожу в поисках язв. Но он не осмеливался бросить на нее ни единого взгляда до наступления сумерек.

На небосводе засверкали звезды, подобно хрустальным каплям на черном бархате, а низко над горизонтом повисла луна, бросая дрожащую дорожку на поверхность моря. Над головой Лине ореолом расцвело божественное сияние небес. Она смотрела в бесконечные волны, а на ее щеке блестела предательская слеза. Дункан наблюдал за ней из-за главной мачты, и сердце его сжималось от жалости. Когда взошла полная луна, ее слезы высохли, и единственным свидетельством испытываемой боли осталась тоска в ее прекрасных изумрудно-зеленых глазах.

Тяжелые цепи обвивали руки Лине. Раздев до нижнего белья, Сомбра приковал ее, словно кусок мяса для изголодавшихся ворон — экипажа этого судна. Тонкая льняная ткань, облегавшая ее тело, не оставляла места для воображения. Солнце уже начало обжигать ее нежную кожу, а холодный морской ветер сердито развевал волосы, бросая пряди прямо на лицо.

Дункан, грозно нахмурившись, наблюдал за происходящим с вант, вцепившись в фалы кливера [8]с такой силой, что удивлялся, как они до сих пор не порвались.

Как долго будет действовать приготовленное им зелье? Он был уверен, что растворил в ее утренней чаше с вином достаточно сонного порошка, позаимствованного у Эль Галло. Сейчас Лине должна была уплывать в страну снов, где ей не будет угрожать опасность от собственного острого язычка, туда, где ее не достанет Сомбра. Но, черт побери эту несгибаемую девушку, она по-прежнему стояла на ногах.

Лине вздрогнула. Перед глазами бешено вращались странные разноцветные круги. Она знала, что должна бояться, но это было выше ее сил. Кроме того, у нее было ощущение, что все это происходит не с ней. Сомбру интересовала только дрожащая от холода женщина, прикованная к мачте в нижнем белье.

Она несколько раз встряхнула головой, надеясь, что сознание прояснится, и выплюнула прядь волос изо рта. Внезапно она осознала: это она была женщиной, прикованной к мачте! А потом на Лине вновь снизошло благословенное забытье, и волны прозрачного тумана окутали ее.

Сомбра описывал вокруг нее круги, как паук около очередной жертвы. Он цокнул языком.

— Я так понимаю, в Англии вы оскорбили моего капитана, — начал он. — Разве это не так, сеньор? — бросил он через плечо.

Эль Галло, возвышавшийся за ним, сунув жирные пальцы за пояс штанов, раскачивался с пятки на носок. Доски палубы под его весом жалобно скрипели. Он важно кивнул.

— Это очень плохо — оскорблять мужчину, — продолжал Сомбра. — Для испанца это смертельное оскорбление. Однако…