И жили долго и счастливо - Пенни Маккаскер Страница 28

— Как много препятствий… — Она нежно провела рукой по его щеке, и это прикосновение достигло ее сердца, даже если она не готова была это признать. — Ты не должен меняться ради меня, Чейз, — сказала она мягко, ее глаза блестели. — Я в любом случае с радостью останусь с тобой.

Он закрыл глаза, потянувшись за ее рукой и благодаря Бога, каким бы он ни был, за данный ему еще один шанс. И только сейчас понял, что она сказала что-то обидное.

— Я тебе покажу, как смеяться надо мной! — воскликнул он, подхватывая ее на руки и направляясь со своей ношей к лошадям.

То, как она беззвучно рассмеялась, ее тепло, согревавшее его грудь, заставили его вновь бороться с желанием. Когда она обняла его за шею и положила голову ему на грудь, Чейз почувствовал, что может победить весь мир — что, возможно, будет гораздо легче, чем победить эту маленькую упрямую женщину.

Впрочем, и награда за эту победу будет намного ценнее.

* * *

Их лошади бесцельно пробирались сквозь кустарник и заросли травы, которые составляли богатую фауну «Тауэр-Си». Ивы и осины окружали ранчо живой изгородью, формы которой могли быть созданы только природой.

Вайоминг очень сильно отличался от Висконсина, но Джо по-настоящему полюбила эти места. Каждый вдох нес умиротворение и покой. Теплые пальцы ветра гладили ее кожу, а слух успокаивали песни полевых птиц.

И хотя еще сегодня утром она чувствовала себя с Чейзом скованно и напряженно, сейчас спокойствие, царившее в природе, наполняло умиротворением их души.

Кажется, Чейз тоже почувствовал, как между ними зародилось что-то совершенно новое, и заставил своего скакуна подъехать поближе.

— Ты сегодня очень молчаливая.

Его глубокий бархатный голос заставил ее очнуться и разбудил желание обвить его шею руками, почувствовать, как в его груди рождаются эти удивительные звуки. Она приостановила свою лошадь, чтобы посмотреть в его глаза и дать ему понять, как счастлива она в это утро.

— Солнце, — пробормотала она, глядя в его глаза, излучавшие удивительный свет. — Когда ты вот так улыбаешься, мне кажется, что всю мою жизнь шел дождь и вдруг выглянуло солнце.

Джо понимала, что он чувствует. Утреннее напряжение ушло, превратившись в предвкушение чего-то удивительного, которое поселилось где-то внизу живота. На ней были только блузка с короткими рукавами и выцветшие джинсы, но все это, казалось, создавало между ними непреодолимый барьер. Она не могла сопротивляться желанию остаться с ним наедине в каком-нибудь уединенном месте, где магия этого удивительного чувства унесла бы их туда, где они были бы по-настоящему счастливы.

Взгляд Чейза буравил ее глаза, читая в них желание, которое она даже не пыталась скрыть. Он пробормотал что-то и закрыл глаза, откинув голову так, что лучи солнца ласкали его щеки.

Джо смотрела на его крепкую шею, силясь побороть в себе чувство, которое было ей теперь так знакомо. Ей стоило больших усилий удержаться от искушения протянуть руку и коснуться этой теплой бронзовой кожи, почувствовать, как бьется под ней жизнь.

— У тебя прекрасное ранчо, Чейз. Я понимаю, почему ты так любишь его.

— Эта земля исцеляет, но она и жестока, как красивая гордая женщина. Она притягивает к себе мужчин, а затем ломает тех, кто оказывается слаб. Остальных она просто давит.

Чейз Риордан боялся и восхищался женским началом земли, как его предки-аборигены. Как бы он ни запутывался в отношениях с женщинами, земля всегда ждала его, чтобы успокоить и излечить. Джо стало грустно от мысли, что он будет готов уйти от ее любви к земле, которая спрячет его от нее, Джо.

Но она загнала эту боль глубоко в сердце, подняла подбородок и взглянула на свою прекрасную соперницу по-новому.

— Все это совсем как на твоей картине. До сих пор я не понимала, что там изображено утро. Новый день, новые возможности. Интересно, означает ли это надежду?

Чейз глубоко вздохнул, пытаясь скрыть свой гнев.

— Не о чем особо говорить.

— Нет, есть о чем. Я видела только эту картину, но она прекрасна. Я почувствовала гордость индейского вождя — и его боль. Я уверена, любая галерея Нью-Йорка с радостью выставила бы эту картину, а продав что-то из своих работ, ты сможешь решить все свои финансовые проблемы.

— Я рисую только для себя. Я справлюсь со своими долгами, не продавая свои картины каким-то крутым ценителям. — Одна мысль о том, что его картины могли быть выставлены на всеобщее обозрение, вновь заставила его замкнуться. То, что Джо предложила их продать, вновь разбудило задремавшие было сомнения. Не важно, откуда она родом, теперь она принадлежала суете большого города. Драгоценности, которые были на ней, когда она приехала, — явный признак того, что деньги много значили в ее жизни, возможно, слишком много.

— Я не хотела… — В глазах Джо блеснуло разочарование. — Я не собираюсь извиняться за то, что вошла туда. Мне открылся другой Чейз Риордан, не тот, который с рычанием мечется по ранчо, как раненый лев.

В ее словах был холодный вызов, она гордо вскинула голову и выпрямилась в седле, ее лоб рассекла упрямая морщинка. Больше она не видела дикие цветы и кристально голубое небо, она пыталась побороть раздражение.

Он провел руками по волосам и тяжело вздохнул:

— Джордж никогда не рассказывал о том, что произошло, когда мы еще учились в колледже?

— Я никогда его ни о чем не спрашивала.

Джо посмотрела в его глаза и сжала поводья так крепко, что кровь отхлынула от пальцев. Она должна была почувствовать его печаль, понять, как тяжело ему вспоминать прошлое, но она вновь отвернулась к горам, чтобы дать ему возможность остаться наедине с самим собой. Джо не могла разделить с ним его боль, если он этого не хотел.

— История вполне банальная, — сдержанно сказал Чейз, повторяя интонацию Джо, когда она рассказывала ему о Ричарде. Это не было простым совпадением. — Мне повезло, и я получил стипендию в колледже в Колумбийском университете…

— Стипендию на факультете искусств?

— Бизнеса. Я никогда не представлял себя ни в каком другом бизнесе, кроме ранчо. Но рисование…

Джо подъехала к нему поближе и протянула руку. Пальцы Чейза ощутили тепло ее ладони, это прикосновение сказало ему намного больше, чем любые слова.

— Я не очень сдержанный человек, — продолжал Чейз. Джо сжала его руку и посмотрела на него с ироничной улыбкой, он слегка улыбнулся в ответ. — Я терпеть не могу большой город, и мне становилось стыдно при одной мысли о том, что матери придется четыре года справляться на ранчо одной. Картины были для меня отдушиной, на полотно я изливал все мучения первых трех лет.

— И что же произошло? — участливо спросила Джо.

Чейз понял, что он перестал говорить и теперь 104 просто блуждал в своих неприятных воспоминаниях.

— Мне все время не хватало денег, и я не хотел отправлять картины домой, поэтому Джордж отвозил их в дом своих родителей на Лонг-Айленде. Они вращались в артистических кругах.