Обратная сторона - Ольга Иженякова Страница 28

Приехала она, значит, со своим законным мужем на африканский континент, а там у ее возлюбленного… шестьдесят жен и сорок восемь детей! От любимой русской супруги африканец ждал сорок девятого!

Сразу по приезде он исчез из ее поля зрения. Женщине определили место в нижней, подвальной части дворца, поздравили, дали много дорогих украшений и сказали, уж не знаю на каком языке, что отныне ее прямой и единственной обязанностью будет мытье ног по вечерам вечно пьяному или обкуренному свекру…

И это еще что! У другой женщины, ее соседки по гарему, обязанность была куда похлеще, вовсе не для слабонервных. Она должна была каждый день сцеживать собственное молоко и кормить им… любимого варана-супруга.

Единственной отрадой в этом аду стали прогулки по дивному саду-оазису, который раскинулся прямо посреди пустыни. Но и в нем, кроме диковинных растений и птиц, мини-фонтанов, изысканных скульптур все больше на эротические темы, водились ядовитые змеи. Эти гадкие твари часто заползали в жилую часть дворца и, случалось, даже кусали кого-то из людей или домашнего скота. Исход в девяти из десяти случаев был смертельный.

Однажды К. проснулась оттого, что через ее живот переползала толстая кобра. От шока женщине стало плохо, начались тут же схватки, и она преждевременно родила семимесячного мальчика.

Наутро роженицу поздравил свекор и подарил ей золотой станок для бритья. А уже через два дня она приступила к своим ежедневным обязанностям — мытью его ног.

Обязанности имелись абсолютно у всех женщин: кто-то мыл дворец, кто-то стирал, кто-то отрубал головы обезьянам, а кто-то готовил из них пищу.

К. часто закрывалась со своим чернокожим ребенком у себя в комнате и рассказывала ему дивные истории о белых снегах своей родины. А когда мальчику исполнилось пять лет, в покоях К. появился супруг и провел с ней страстную ночь, которой, впрочем, хватило на зачатие новой жизни.

Но вдруг произошло то, что женщина теперь называет чудом. К старому свекру за каким-то редким рецептом приехал работник российского посольства, — он-то и помог К. бежать.

В один из пасмурных тюменских вечеров она с двумя детьми вернулась в отчий дом, точнее, квартиру.

На следующий же день позвонил в Тюмень африканский супруг и попросил у К. прощения. Он умолял ее вернуться к нему в Африку и обещал, что сделает ее третьей женой и жить она будет в комнате напротив его покоев. Однако К. это предложение отвергла и теперь в родном городе работает по специальности, а ее дети учатся в местных вузах.

Но на судьбу она не в обиде. Африканский папа шлет такие денежные суммы своим сыновьям, что К. завидует вся родня…

— Ну, и как тебе такая любовь? — закончил свой рассказ Гриша, обращаясь к Саэлю.

— Любовь, она, знаешь, всегда разная. Самое главное, чтобы потом, когда она уйдет, не было сожаления или разочарования, а только тихая добрая грусть. Правда? — Саэль посмотрел на меня.

— Да, конечно, конечно, — ответила я робко.

Начало вечереть. Сумерки наполнили воздух прохладой. Мы попрощались с Гришей и пожелали ему всех небесных благ.

…Елизавета Тимофеевна Нохрина за время, проведенное в больнице, всю оставшуюся жизнь благодарила Бога и судьбу. Там она подружилась с Лешкой Швабровым. Несмотря на то, что он годился ей во внуки, их души оказались невероятно схожими и, как выяснилось впоследствии, интересы тоже.

Леша под воздействием учительницы начал читать книги, ходить в церковь, часами размышлял о смысле жизни и в итоге решил, что ему надо готовиться к поступлению в духовную семинарию. После такого решения ему сделалось необыкновенно легко, и он больше не отвлекался на разные посторонние дела, а жил своим внутренним миром.

Родителям перемены в сыне не понравились. Они его обзывали обидными кличками, а когда он читал или молился, нарочно включали громкую музыку.

По пятницам Натка, зная, что сын теперь предпочитает постную пищу, обязательно готовила что-нибудь мясное. А когда на мясо не было денег, брала в долг.

Лешке ничего другого не оставалось, как голодать в эти дни. К Елизавете Тимофеевне он стеснялся ходить за едой, и, в сущности, напрасно, потому что учительница всегда радовалась ему и охотно делилась с ним всем, что у нее было.

Лешка часто помогал учительнице на даче. Они могли целыми днями спорить о природе человека, о жизни, о политике — в общем, обо всем. Родители Лешки тоже радовались, когда сын уезжал к учительнице на дачу — ведь он оттуда всегда привозил что-нибудь съестное. Но в общении сына с пожилой женщиной они видели только постыдное. То, что разнополые люди могут общаться только духовно, Швабровы даже и помыслить не могли. Без стеснения они говорили друзьям и соседям, что их шестнадцатилетний сын сожительствует с пожилой женщиной, а она в благодарность за это готовит его к поступлению в училище.

Вскоре об этих отношениях узнали все жители окрестных домов. Елизавете Тимофеевне и Лешке не давали прохода. А Лешка и учительница ходили, словно по воздуху, не замечая ни сплетен, ни злых лиц. Их умы находились в постоянном рассуждении и молитвах за вразумление обидчиков, и они от одного этого были невероятно спокойны и счастливы.

Молва о них распространялась с быстротой и вскоре достигла ушей прихожан храма, который Швабров с Елизаветой Тимофеевной посещали регулярно. Но многие прихожане, видя кротость и смирение в их глазах, конечно же, мерзким сплетням не поверили.

Жизнь обоих вдруг наполнилась особым благодатным смыслом, а каждое слово непременно имело свой вес. Ведь, как известно, нет теснее связи, как связь единством мыслей, чувств и целей.

Вскоре Лешка с Елизаветой Тимофеевной вместе с другими паломниками своего храма поехали на экскурсию по святым местам России; а по приезде Швабров пошел послушником в мужской монастырь.

Его часто навещала Елизавета Тимофеевна, и они при встрече каждый раз долго и радостно ворковали как голубки.

Близилась осень, а вместе с ней в северный город приходили холода, люди спешно приводили в порядок свои дома: затыкали окна, балконы, утепляли полы. Но Швабровы-старшие забыли об этом и всю осень не выходили из запоя. К Ленке повадился ходить студент-юрист, как о нем говорили, из вполне обеспеченной семьи. И уже с наступлением первых морозов Ленка записалась в женскую консультацию по месту жительства на аборт.

…Приемное отделение гинекологии. Семь тридцать утра. Женщины выстраиваются в большую очередь. Все с пакетами.

На улице — мерзкий серый дождь со снегом, типичная для Тюмени погода. По сути, это утро ничем не отличается от сотен тысяч других, за исключением того, что очередь состоит из женщин, пришедших делать аборты, — получается, из женщин-убийц.

Лена занимает очередь в «смотровой» кабинет последней. Потом такая же очередь у хирургического кабинета, по-народному — абортария. Женщины в длинных ночных сорочках заходят в кабинет по одному, а там — на кресло, как на эшафот. Некоторые осеняют себя крестным знамением, перед тем как уставить взгляд в одну точку. Мужчина-анестезиолог по-отечески тихо говорит: «Не бойся». Какое-то время Лена внимательно смотрит ему в глаза, но ее ресницы постепенно слипаются, и она засыпает.