Звезды без глянца - Мими Хэйр Страница 28

— Насчет моих яиц.

— Твоих яиц? — Я повернулась к Талите, которая стойко отражала атаки Кортни. — В смысле?

— Я хочу их продать.

Я уж грешным делом подумала, что она держит курицу в своих роскошных апартаментах, но внутренний голос мне подсказывал, что она говорит не об этих яйцах. К сожалению.

— Да? — Я напряглась.

— Да, в «Голливуд репортере» я видела рекламу про доноров яйцеклеток. И еще слышала от девушки из «Нью лайн», что если ты блондинка с высшим образованием, то тебе дадут десять штук. — На Талите было надето пончо цвета зеленого лайма, но каким-то чудом она не была похожа на гигантский овощ. Одним взмахом головы она отбросила свои тяжелые волосы назад и улыбнулась.

— Надо же! — Я открыла бутылку «Эвиан» и налила себе бокал. — Как это похоже на моих родителей — одарить меня нерентабельными генами темных волос. А каково это — знать, что где-то на свете у тебя есть ребенок, хотя ты никогда не рожала?

— Это всего лишь яйцеклетка, Элизабет, а не ребенок, — проинформировала меня Талита. — Я к тому же еще и выступала за волейбольную команду штата, и, по-моему, это только увеличит ценность моей яйцеклетки, как ты думаешь?

— А каким образом ее достают? — спросила я и ощутила, что возникшее две минуты назад страстное желание съесть салат с тунцом куда-то подевалось.

— Тебе дают гормональные таблетки, ты их месяц пьешь, а потом они их собирают. Лично я не представляю себе более легкого способа заработать десять тысяч долларов. У меня на вторник назначено собеседование в клинике. И это так, просто формальность. Я тут подумываю купить себе такую же розовую сумочку от «Марни», как у Дрю Бэрримор, и поехать на недельку на Мауи, отдохнуть. Там такие парни — с ума сойдешь! Мишель из «Фокс серчлайт» встретила красавчика по имени Шторм.

— Ну, если ты продаешь свою яйцеклетку из таких хороших побуждений, тогда смысл есть, — сказала Кортни, но Талита не поняла ее сарказма.

Рядом с Талитой я всегда задумывалась о том, что женщине на этом свете лучше всего быть красивой дурочкой. Это же настоящее благословение! Я все время слишком много думаю обо всем. По-моему, ценность ума переоценивают.

— Да, и какая-нибудь бездетная женщина получит умненького блондинчика с атлетическим сложением. — Талита улыбнулась. В ее мире все было замечательно. Чего не скажешь о моем, потому что для меня в идее продажи своей яйцеклетки для покупки сумочки от «Марни», пускай даже самого розового цвета на свете, из самой мягкой кожи, было что-то дикое.

— Это минус налоги, — добавила Кортни, блаженно заправляя волосы за уши. — Тоже можешь учесть, когда будешь принимать решение.

— Да? — Талита выглядела слегка удивленной, но не огорченной. — Тогда я запрошу больше. Потому что у меня еще и рост подходящий — сто семьдесят пять. Такой рост — это большая удача в жизни, правда? Слушай, Элизабет, я тут подумала, а может, ты пойдешь со мной?

— Я? — спросила я. — Знаешь, у меня совсем нет блондинистых генов, и… в общем, не нравятся мне всякие процедуры и все такое.

— Да ну, брось! На свете полно женщин, которым плевать на внешность. Им нужны умные дети, а ты как раз то, что надо. Конечно, твои яйца не такие ценные, как мои, но на твои можно вполне накупить шмоток, так что деньги лишними не будут. — Она сверкнула своей преламутрово-розовой помадой от Лауры Мерсье. — И будет гораздо веселее, если мы отправимся туда вместе.

— Не сомневаюсь, — сказала я, стараясь проглотить все ее оскорбления. — Я подумаю и скажу тебе. Спасибо, Талита.

К счастью — так я считала целых две секунды, — Виктория выбрала именно этот момент, влетела в офис, выкрикнула мое имя, как будто я была ее ирландской гончей, и увлекла меня в свою черную дыру.

— Элизабет, — мрачно начала она, — присядь-ка.

По привычке я устроилась на остром краю стула.

— Спасибо, — сказала я так тихо, словно я мим. Потому что, по правде сказать, я боялась Виктории. С самого первого дня, когда она так любезно предложила быть моей наставницей, Виктория использовала меня как рабыню. Или, по меткому выражению Лары, «как "белую" "Рутс" [14], детка». Она всегда безошибочно знала, когда Скотта не было, а так было почти всегда, учитывая, что он главный наркоман и не может спокойно сидеть за столом больше получаса, не теряя головы или не выходя из себя. Поэтому мы с Ларой разработали свою неофициальную политику и стали устраивать ему отлучки так часто, как только возможно, — посещение кинопоказов он любил больше всего, потому что ему нравилось зависать с актерами и режиссерами и «тереть». Поздние завтраки, чай и коктейли заполняли промежутки между завтраками, ленчами, обедами и премьерами. Маркетинговые встречи в «Дримворкс» тоже были хорошим развлечением, потому что офисы там предпочитали оформлять в стиле Дикого Запада, и он всегда возвращался с модным «Джоном Уэйном». А когда он узнавал, что полетит на «Гольфстриме» в Лас-Вегас, Санта-Барбару или в Мексику, в его глазах появлялись чертики.

Ну а раз жизнь Скотта была устроена, Виктория озаботилась тем, чтобы моя шея не простаивала без хомута. И в то время как я должна была печатать письма Скотта, вносить изменения в телефонный список, ксерокопировать для него сценарии и вообще делать то, за что мне платят, то есть быть его вторым ассистентом, я выполняла команды Виктории. Которая, хотя у нее и имелась собственная ассистентка, упивалась своей властью, зная, что я полностью в ее распоряжении. Поначалу я даже была благодарна за то, что она постоянно заваливала меня дополнительной работой, — думала таким образом чему-то научиться. Я читала сценарии и писала для нее краткие резюме, чтобы она точно знала, стоит ей тратить на них время или нет. Если сценарий нравился мне, тогда она читала его сама, прежде чем рекомендовать своим клиентам. А если он мне не нравился, то она велела мне писать отказное письмо. В качестве фильтра я ей пригодилась. Конечно, такого опыта, работая на Скотта, я бы никогда не получила, потому что если было нужно прочитать какой-нибудь сценарий, то Лара отправляла его профессиональному чтецу. И если сценариев набиралось больше, чем я могла унести домой в переноске с монограммой «Л.Л. Бин», я не жаловалась даже самой себе.

И особо не протестовала, когда требовалось побегать по городу и поискать пару кукол Барби. Я же ассистентка, именно это я и пыталась делать — облегчать жизнь тем, кому помогала. А жизнь у них была яркой, но почему-то всегда и поголовно у всех на удивление короткой. На третью неделю, когда она попросила меня стереть пыль в ее шкафчике и вычистить в химчистке все наряды кукол, а потом, когда они не были готовы в тот же день, стала истерично вопить, у меня закралось подозрение, что меня используют. И что Виктория, видимо, не совсем в себе. С тех пор ее спонтанные переходы от похвалы к ругани на мою никчемность стали действовать на меня угнетающе. Особенно когда такая смена происходила в одни и те же пятнадцать минут.