Сестры из Версаля. Любовницы короля - Салли Кристи Страница 28

– Святой Пафнутий! – негодует Людовик как-то сентябрьским вечером.

На улице темно, ни ветерка, и, к счастью, молчат собаки Матиньона. Мы в моих покоях, окно открыто, горит только свеча. И в комнате только мы вдвоем. Мое любимое время суток. Он кивает на туфли, я опускаюсь на колени, чтобы их снять.

– Святой Пафнутий. Уверен, что он был уважаемым монахом и выдающимся святым, но никто никогда о нем не слышал. И она использует его имя как предлог! Но, разумеется, дело не в этом. Я лучше буду здесь, с тобой. – Он гладит мои волосы. Я тщательно стряхнула с них пудру, потому что Людовик терпеть не может застарелой пудры и редко сам пудрит волосы. – Но каждый должен исполнять свои обязанности, и сегодня я решил, что у меня есть желание посетить супружеское ложе. Но нет… на моем пути встал святой Пафнутий.

Я снимаю с него чулки. У короля с королевой уже восемь детей, но только один сын; бедный маленький герцог Анжуйский и одна из его сестер умерли несколько лет назад. Дофин в добром здравии, и король обожает своих маленьких принцесс, но все же. Когда у тебя один сын, сложно полагать свой долг исполненным, поэтому он должен продолжать навещать королеву.

Я целую его голые ноги, покрытые мягкими черными волосками.

– Теперь начинается мое время, – шепчу я.

Он смеется, нежно, но настойчиво тянет вверх за волосы, чтобы я села рядом с ним на кровать.

– И мое, – галантно отвечает он и сам снимает с себя рубашку.

* * *

Мы хорошо храним свою тайну, хотя во дворце, где закручиваются миллионы интриг, – это весьма сложная задача. Мы не выносим своей тайны за пределы нашей маленькой компании: Флёри, Шаролэ, графиня де Тулуз, слуга короля Башелье и моя верная служанка Жакоб – вот и все, кто знает о нас с королем.

И хотя правды никто не ведает, все продолжают гадать; подозрения и слухи грудятся, как листья по осени. Людовик предпочитает уединенные ужины, часто в покоях графини де Тулуз. Сегодня нас собралась небольшая группа, человек десять, и король в удивительно приподнятом настроении – на охоте кабан легко дал себя убить. После фаршированной рыбы с фенхелем и гусиных мозгов в подливке Людовик встает, поднимает бокал. Разговоры мгновенно затихают.

– Тост, – провозглашает он, глядя в потолок. – За нее.

Гости смущенно гудят, мы все поднимаем бокалы. Что значит этот взгляд вверх? Тост за Святую Деву Марию на небесах или за королеву, чьи покои находятся этажом выше? Или за одну из тех нимф, которые изображены на потолке?

– Тост за мою любовницу, – уточняет Людовик, обводя взглядом гостей. – За нее. – Он многообещающе улыбается, и я едва не задыхаюсь от счастья.

– Но кто же это таинственная «она», сир? – интересуется маркиз де Маас, чопорный человек, который известен чистотой как своих, так и королевских сапог. – Вы же понимаете, что все крайне любопытно и многие теряются в догадках, заключая пари. Я сам лишусь четырех пар лошадей, если не угадаю. Прошу вас, помогите нам выиграть наше пари. Раскройте имя этой счастливицы. Молю вас.

– Не стану я вам помогать, но с интересом послушаю, на кого же ставят.

Нас за столом двенадцать, и каждый высказывает свои предположения, каждое из которых сопровождается смехом и комментариями о выражении лица короля, когда произносится имя дамы.

В конечном счете дамами, на которые поставило большинство присутствующих, оказываются немецкая герцогиня де Бурбон и Орлеанская принцесса. Обе молоды и очень красивы, поэтому я оказываюсь в хорошей компании. Остальные голосуют за юную Матильду де Канизи, только недавно представленную ко двору. Девушка настолько красива, что ее тут же прозвали Восхитительная Матильда.

Я последняя высказываю свое предположение: ставлю на мадам герцогиню, кандидатура которой кажется маловероятной, поскольку она немка. Хотя в комнате ужасно жарко, мне немного зябко, когда я думаю о Восхитительной Матильде. Надеюсь, Людовик не заглядывается на нее. Это было бы ужасно.

– Что ж, вы все ошибаетесь, – удовлетворенно улыбается Людовик; он обожает тайны. – Дама бережет свою честь, а я испытываю истинное удовольствие, храня свою тайну от тех, кто полагает, что все и всегда обо мне знает. – Он выпивает бокал вина, придворные следует его примеру, переглядываясь друг с другом в поисках поддержки.

Я оставляю свою тайну при себе. Подарить улыбку Людовику я не могу, поэтому просто улыбаюсь себе в тарелку и вижу, как мое счастье отражается от стеклянных глаз лежащей на тарелке рыбы.

* * *

Жилетт не дает мне покоя:

– Твоя служанка сказала, что вы каждый день купаетесь в воде с оливковым маслом. И спать ложитесь с прической… Так поступает только женщина, у которой есть любовник… Вы что, наконец-то завели нового любовника?

Всем известно, что мы с Пюизё больше не вместе, хотя и не понимают почему.

– Бог мой, это же не ради мужа, нет?

Здесь мне лгать не приходится.

– Нет, разумеется нет! Оливковое масло полезно для кожи, я всегда так купаюсь.

Жилетт меряет меня взглядом своих холодных серых глаз. Мы отдалились друг от друга под грузом моей тайны, но на самом деле я не очень-то скучаю по общению с ней. Но она не отстает:

– Но вы же расскажете мне, если заведете? Когда появится очередной любовник?

– Конечно же, дорогая, несомненно. – Я уже научилась лгать, как настоящая versailloise, хотя, наверное, это не тот талант, которым стоит гордиться. Я меняю тему разговора: – Какое у вас красивое ожерелье… Это рубины?

В глубине души, очень глубоко, я хочу, чтобы люди узнали, что я люблю Людовика, а Людовик любит меня. Тогда бы мы могли проявлять наши чувства на людях, сидеть рядом во время развлечений, говорить без страха. Шаролэ настаивает на том, чтобы я, насколько возможно, подольше сохраняла наши отношения в тайне.

– Ничто так не интригует мужчину, как завеса тайны, Луиза.

– Неужели? – осторожно переспрашиваю я.

Мы сидим у нее в салоне, и Шаролэ показывает мне свою новую косметику. Даже несмотря на то, что она перешагнула свой сорокалетний юбилей, ее кожа до сих пор как у молодой девушки. Она знает все снадобья и лекарства; только она не решается заниматься колдовством, как ее знаменитая бабушка, прославившаяся в печально известном Деле о ядах. [9] От этого воспоминания меня пробирает дрожь: жертвоприношение младенцев, множество отравленных людей и арестованных придворных дам… Надеюсь, в ее лосьонах нет даже примеси колдовства. Хотя у нее действительно великолепная кожа.

Шаролэ втирает пахнущий розой крем мне в щеки. Он немного печет.

– Как только люди узнают о вас с королем, он тут же заскучает.

Втирая лосьон в щеки, я ищу в ее словах подспудный смысл, но на сей раз мне кажется, что она сказала именно то, что хотела сказать. Очень обидно думать, что король со мной только потому, что любит тайны. Чепуха. Людовик любит меня. Мне кажется, что Шаролэ ревнует; Жилетт призналась мне, что она сама хотела стать любовницей короля еще много лет назад, но король не проявил к ней интереса.