Santa Рома - Ольга Горышина Страница 29

Компания у них собралась теплая — все раскраснелись за работой на морозе. Даже язык у вернувшейся собаки горит: из пасти пар так и валит, так и валит… И его самого снова заваливают на спину, в снег. Самое время свистать всех наверх — нет, вниз, в сугроб!

— Тихон, помоги!

— Тихон, стой!

Не перекричишь, Несмеяна, усмехнулся Ромка, связка голосовая тонка. И вообще у них мужская коалиция — и численный перевес. Вас двое, а у нас еще и пес в мужской компании!

Думал все это Рома с улыбкой, хоть и получал при этом от Пса по губам горячим языком. Не смеется Несмеяна? До сих пор не смеется, еще и брата к нему не пускает. Краем глаза увидел, что уже не у крыльца стоят оба — схватила несчастного за рукав у самой цели. Так дело не пойдет:

— Тихон, собаку отгони! — крикнул Ромка громче, держа Пса за ошейник, чтобы тот мордой не вертел, будто ветряная мельница. — Чего ждешь? Боишься?

Обида на ребенка подействовала. Вырвался от сестры. Ворвался в их с Псом клубок. Тоже вцепился в ошейник — хотя больше в шерсть, потому что в рукавицах пальцы не особо-то и гнулись. Пес теперь не знал, кого из двоих зализывать до смерти. И в растерянности сел и залаял, но не громко, не грозно, а больше обиженно. Люди, вы чего — вдвоем на одного, не по-мужски.

— Не боишься больше собаку?

Рома сумел подтянуть ноги, не набрав полные ботинки снега, и сесть, теперь сподручнее стало хлопнуть мальчишку по спине.

— Я никогда не боялся.

— А Соня говорила, что боишься, — щурился Рома от едва сдерживаемого смеха.

Плохой он воспитатель. Нельзя ж смеяться, когда ребенку открывается не изведанный доселе собачий мир.

— Она врет. Она всегда врет! — выкрикнул Тихон громче, чтобы точно оглушить и Пса, и хозяина.

— Тихон! — возмущалась сестра в трех метрах от них, но дистанцию не сокращала.

Пусть даже подерется с клубами пара и собственного пыла — только ближе не подходит. У них тут дела мужские, серьезные.

— Не надо так про сестру… И она обещала больше не врать…

Пришлось повернуть голову — подмигнуть: серьезная все равно, даже еще более обиженная, чем за рулем его драндулета.

— А собаку он не боится, — выдал Рома примирительным тоном.

Соня не стала возмущаться словами, для остроты ситуации хватило возмущенного поворота на месте на все девяносто градусов: Рома продолжал видеть профиль с гордо вздернутым носом. Сейчас Женька вздернет его самого и вместо ангелочка на елку посадит. Будет отлучен от новогоднего стола на все каникулы. Будет смотреть в окошко на стол и глотать голодные слюни, а те, что не успеет сглотнуть, будут сосульками торчать из бороды, точно он ежа проглотил, новогоднего…

— Тиш, давай слезай с собаки, но, смотри, не отпускай. Ее нужно в дом затащить и лапы вытереть. И сам разуться не забудь. Моя тетка тоже вечно ругается. Так что я знаю, как тебе тяжело живется, брат.

И он протянул мальчику руку, которую тот пожал по-деловому быстро, но твердо.

— Тихон!

Вот же настырная!

— Я один собаку не удержу, — зыркнул Ромка на Соню и заметил, что у той губы обветрились, доприкусывала.

У самого не лучше — дооблизывался. И точно — что ж не в глаза ей взглянул, а ниже носа, гордого…

— Соня, она не кусается. Собака очень добрая, но дурная. Прямо, как я.

— Ты кусаешься, — выдала она быстро.

И еще быстрее из поля его зрения исчез гордый профиль, остались только волосы, рассыпанные по серому пуховику.

Обидел, что ли? Окончательно?

Соне хотелось провалиться на месте или хотя бы в сугроб по росту, а таких в обозримом пространстве не наблюдалось. Однако ж можно присесть, закрыть голову руками и притвориться маленькой. А не такая ли она и есть — что по росту, что по статусу. Особенно если встать рядом с хозяевами дачи, которую дачей-то назвать язык не поворачивается. Конечно, не усадьба на приусадебном участке, но вот загородный дом к этому месту куда больше дачи подходит.

Где же ее спасительный сугроб? Его скрывает высокий забор, который будто отрезал их всех от мира. Того, знакомого Соне до противного, окунув в чужую сказку, в которую даже заглядывать не хотелось. А вдруг понравится? И как потом сесть на кассу, вернуться вечером в их вечный ремонт и считать, считать, сколько на какой карте денег осталось…

Соня проклинала себя всеми известными ей проклятиями за то, что оказалась настолько бесхребетной, что ее сумел уломать человек, которого она в глаза не видела — ну да, период искусственной бороды и красного тулупа не в счет, а потом… В глаза ей он почти не смотрел — так что вариант с гипнозом не выдерживает никакой критики, а она не выдержит роли почетной гостьи на чужом застолье. Наверное, так плохо она еще никогда себя не чувствовала — даже в первый день на кассе. В магазине хотя бы смотрят на тебя только со злобой, но точно не со снисхождением. Пожалели, обласкали — облагоденствовали: набор слов из забытой школьной литературы. Ну да, они бедные люди, но не несчастные, со всем смирились, со всем справятся — и не надо вот этого вот всего…

— Вы до Нового года на улице проторчите? — услышала она грубый окрик хозяйки и стала судорожно вспоминать ее имя-отчество.

Не вспомнила. Как вспомнишь, когда его не сказали. Повернулась к Роману и чуть в него не ударилась — в плечо, выше не дотягивалась.

— Как зовут твою тетю? — прошептала, теперь шепот не был помехой.

Другое было — упрямство того, кого спрашивала.

— Сказал же, Женька…

— Это тебе она Женя.

— Женя, скажи, что тебя Женей звать можно? — закричал Роман так громко, что Соне захотелось уши зажать.

А, может, и надо было спрятать их в перчатки, чтобы не горели. Или пожалеть — перчатки, а то прожгут еще.

— Меня звать не надо! Это я вас зову! Да, Соня, меня нужно звать по имени. Я даже от Евгении дергаюсь. Знаешь, как вы яхту назовете… Вот перестанут меня, как девчонку звать, сразу в старуху превращусь. Шевелите батонами! Потом скажете, что дома холодно…

Ничего она не скажет. И по имени ее не назовет. Не девочка. Возраст вообще не понять. Замороженная. Снежная Королева, а ведь лет на двадцать должна быть старше племянника. Сорок пять. Отцу меньше, а выглядит на все пятьдесят… Еще и тощий, точно Кощей, будто она его не кормит. И кормит, и обстирывает, и вещи ему гладит, а он все равно, как из… Ну да, из того места, в котором они живут по милости мамочки! Ну есть же нормальные тетки — вот эта Женечка, например, а отец выбрал себе сучку! Это родителей не выбирают, а жен — уж извините, за что боролся…

— Чем это пахнет? — полез Тихон с расспросами к незнакомой тетке, не успев порога переступить.