Безумная погоня - Элоиза Джеймс Страница 29

Стивен остановился. Все-таки она была сиреной, следовать за которой он был готов хоть на край света.

— По-вашему, вы действительно стоите того, чтобы две женщины соперничали между собой за ваше внимание?

У него на губах заиграла горделивая улыбка.

— Ничуть не сомневаюсь в этом. Единственный вопрос, который для меня пока неясен, — кто из вас двоих завоюет меня первой.

Беата пожала плечами:

— Вряд ли это буду я.

— А жаль. — Стивен повернулся и покинул бильярдную.

Беата уставилась на закрывшуюся дверь в полном удивлении. Ни один мужчина со времен Неда ни разу не ушел от нее. На самом деле роль в мужском обществе представлялась ей довольно простой: она благосклонно соглашалась — они приходили. И если этот Фэрфакс-Лейси ждет от нее проявления вульгарного вожделения, он определенно обречен на разочарование.

Рис Холланд, граф Годуин, пребывал в гнуснейшем из настроений, как выразился дворецкий в помещении для слуг.

— Он получил какую-то записку от жены. — Как только Лик произнес это, его племянница Роузи, горничная с первого этажа, ахнула.

— В свой последний выходной я видела пантомиму, в которой муж пропитал ядом любовное письмо, и когда жена поцеловала его, то сразу умерла. Что, если графиня тоже видела эту пантомиму и отравила его!

— Ну, значит, так ему и надо, — буркнул Лик, которому не нравилась постоянная смена персонала в доме графа Годуина. С одной стороны, его хозяин был графом, что Лика вполне устраивало, но с другой — он обладал мерзким характером, не говоря уже о том, что поселил на половине графини свою очередную пассию. — А тебе лучше пойти и заняться делом.

— Только не говори, что он снова разлил кофе на свои листки. — Роузи вздохнула. — Я поищу себе другое место, если он не соберет наконец эти бумаги. И потом, как можно наводить порядок, стоя по колено в грязи?

— Не смей прикасаться к его бумагам, — предупредил Лик, — они дороже всей твоей жизни. На этот раз кофе ни при чем; все дело в вазе с цветами, которую потаскуха сдуру поставила на его пианино.

— Какой все же у него паскудный характер, — заметила Роузи не без желчи. — Не знаю уж, как она с ним мирится.

«Потаскухой» они называли Алину Маккенну, бывшую оперную диву и возлюбленную сварливого графа, которую, можно сказать, почти любили, если, конечно, можно любить женщину такого сорта. А все потому, что служить ей было не так трудно, как другим дамам, прежде занимавшим это место.

— Ладно, пойду приведу в порядок гостиную, раз хозяин уехал, — вздохнув, сказала Роузи и вышла; однако уже мгновение спустя она сбежала вниз по лестнице и разыскала дядюшку, прилежно полировавшего серебро.

— Я нашла записку, — победно объявила она. — Ту самую, от его жены; он скомкал ее и бросил на пианино. — Она протянула руку с листком.

Лик колебался.

— Ну же, дядя Джон! Ты непременно должен прочитать ее!

— Ничего я не должен.

— Мама убьет тебя, если ты не прочитаешь, — пригрозила Роузи.

Это было правдой: матушка Роузи, единственная сестра Лика, сидя дома и воспитывая младших сестер Роузи, жить не могла без рассказов о том, что происходит в графском доме.

Недовольно поморщившись, Лик расправил листок.

— Да, это и в самом деле писала графиня, — подтвердил он. — Похоже, что она гостит сейчас у кого-то в Уилтшире. — Он вгляделся в адрес. — Не могу разобрать, Шембли-Хаус, кажется? Но такого не может быть.

— Не важно, где она! — Роузи пританцовывала на месте от нетерпения. — Лучше скажи, что она пишет.

— «Рис, — начал читать Лик, — я подхватила плеврит. Если хочешь застать меня живой, пожалуйста, приезжай так скоро, как только сможешь».

— Не может быть! — ахнула Роузи. Лик снова перечитал записку.

— Так здесь написано, хотя все это несколько странно. И потом, что такое плеврит?

— Это какая-то ужасная, ужасная болезнь. — Роузи всплеснула руками. — Бедная графиня! Надеюсь, болезнь ее не покалечила…

— Брось, ты с ней даже не знакома. Так чего тебе плакать?

Роузи вытерла слезы.

— Все равно, это так печально! Бедняжка, наверное, тосковала по мужу и теперь хочет, чтобы он приехал к ней, но уже слишком поздно!

— Подумай головой, девочка. Если бы ты была женой графа, стала бы ты тосковать по нему и мечтать о его возвращении?

Роузи задумалась.

— Ну, разве только если бы он был очень красивый. Тогда почему бы нет?

Лик фыркнул:

— Наш граф красивый, как дикий вепрь. Ты бы вряд ли захотела выйти замуж за такого, как он, правда?

— Конечно, за такого ужасно старого и к тому же страшно неопрятного ни одна дура не пойдет.

— Вот и я про то же. Без него графине жилось куда лучше. А теперь вот еще этот плеврит.

— Матушка должна знать, что это такое, — рискнула предположить Роузи.

— Да, только нам с тобой еще две недели нельзя будет отлучаться из дома. — Голос Лика звучал почти безнадежно.

— Ты мог бы уйти сегодня после обеда, дядя. — Роузи смотрела на него умоляюще. — Хозяин уехал в Уилтшир, к постели умирающей жены, и вряд ли скоро вернется.

Лик нерешительно взглянул на письмо.

— Пожалуй, мы должны знать, отчего наша хозяйка умирает. Что, если хозяин сочтет нужным устроить траур по поводу ее смерти? Хотя, скорее, он продолжит жить со своей потаскухой как ни в чем не бывало.

— О, только не это! — Роузи заломила руки. — Возможно, ее смерть все же его образумит…

— Размечталась, девочка. Марш наверх, в гостиную, а я пока займусь серебром, и если успею все почистить, то, так и быть, слетаю к твоей матушке.

Вечером того же дня Роузи снова встретилась с дядюшкой. Из-за нетрадиционных привычек графа и нежелания приличных слуг работать в этом доме порока за ужином в столовой собрались лишь кухарка, Роузи, Лик и три лакея, тогда как судомойка и чистильщик обуви по привычке ели на кухне.

Роузи уже просветила кухарку во всех деталях по поводу событий прошедшего дня и теперь с нетерпением ждала, когда же Лик закончит короткую молитву.

— Ну что, дядя? Что такое плеврит? Матушка, уж конечно, тебе все рассказала…

— Я думаю, что плеврит — это такая болезнь, которой болеют дети, — неожиданно вмешалась кухарка, дородная женщина с красными щеками и мягкой улыбкой. Однажды она готовила еду для принца Уэльского и запомнила это на всю жизнь. Графу Годуину приходилось платить ей сто гиней в год, чтобы только она работала у него на кухне.

— Верно, — Лик кивнул, — это хворь, которой болеют дети. Моя сестра никогда не слышала, чтобы плевритом болели взрослые.