Любовь и чума - Мануэль Гонзалес Страница 29

Патриций, совершенно разбитый неравной борьбой с грозной стихией, не заметил присутствия девушки. Он наклонился над спасенной им женщиной, лежавшей на мокрой земле, и старался привести ее в чувство.

Он вынул из кармана флакон с крепким снадобьем, влил немного в рот незнакомки и начал потом тереть ей виски, стараясь в то же время согреть бедняжку. Наконец его усилия увенчались успехом: спустя немного времени, незнакомка сделала движение, и из ее груди вырвался слабый вздох.

Услышав его, молодой человек приподнялся, и глаза его вспыхнули, как искры.

— Она жива! — воскликнул он радостно. — Она жива, я спас ее! О, это чудо, настоящее чудо!

Джиованна, стоявшая поодаль, продолжала любоваться им.

«Он не только храбр, но и великодушен», — подумала молодая девушка, растроганная до глубины души неподдельной радостью Валериано.

Но что почувствовала она, когда незнакомка, открыв глаза и увидев склонившегося над ней Сиани, проговорила с выражением беспредельной радости:

— Это сон… Галлюцинация! Пресвятая Дева, благодарю тебя за твое милосердие!.. Я умираю… Ты ввела меня в рай и послала ко мне Валериано.

Сердце Джиованны замерло. Сиани же, удивленный такими словами, наклонился еще ниже к спасенной, чтобы рассмотреть ее лицо, несмотря на окружающий его мрак.

«Она сумасшедшая, — решила мысленно венецианка. — Она помешалась от испуга… Возможно ли, чтобы она знала Сиани?»

Но овладевшее ей смущение увеличилось еще более, когда женщина обвила свои белые и холодные руки вокруг шеи своего спасителя.

— Я думала, что умру вдали от вас, Сиани, — произнесла она со странным воодушевлением. — Но судьба решила иначе, и я увидела вас опять. Скажите мне: не сон ли это и неужели я еще жива?

— Да, вы живы, Зоя, — воскликнул молодой патриций, узнав, наконец, в спасенной дочь великого логофета. — Вы живы: Господь помиловал и сохранил вас!

— Сохранил меня, — повторила машинально гречанка, мысли которой по причине перенесенного ею кошмара стали путаться. — Но что же случилось со мной?

— Вы чуть было не утонули, — проговорил Сиани мягким и ласковым тоном.

Зоя не отвечала. Глаза ее блуждали по сторонам и, наконец, остановились на молодом человеке.

— Да, да, я помню все, — сказала она глухим голосом. — Я была на корабле, а потом… Потом… О, какая ужасная ночь, какая сильная буря! Вы видите, как они приближаются! Они растут, они хотят схватить меня!

— Кто? — спросил удивленный Сиани.

— Волны! Я вижу их, они близко, о, какой страшный холод!..

Девушка остановилась и устремила вдаль взгляд, полный ужаса.

— Спасите меня, — вскрикнула она в сильном волнении. — Я не хочу такой смерти! Я боюсь ее, я боюсь этого водяного савана… Помогите! Помогите!

Патриций, взволнованный в высшей степени, хотел было успокоить девушку, но язык отказывался повиноваться ему.

Впрочем, в чувствах спасенной вскоре произошла резкая перемена, и ужас уступил место полному спокойствию.

— Что это? — продолжала тихим голосом Зоя. — Сон ли я вижу или действительно руку, которая хочет спасти меня?

— Бедняжка! — проговорил Валериано. — Вы не ошиблись: это была моя рука! Мне удалось спасти вас, но галера ваша погибла… Но что будет с вами теперь? Я остался без средств и не могу приютить вас даже на короткое время. Скажите мне, по какой причине вы, подвергаясь опасностям, прибыли сюда?

Гречанка не отвечала и, облокотившись на руку, видимо, старалась привести в порядок расстроенные мысли. Мало-помалу взор ее прояснился, и она взглянула на благородные черты Сиани с немым восхищением, смешанным с грустью.

— Вы спрашиваете, что заставило меня приехать в Венецию? — произнесла девушка с грустной улыбкой. — А вы не знаете этого, вы не догадываетесь, что я приехала исключительно ради вас…

Эти слова поразили стоявшую поблизости Джиованну, как ударом кинжала.

«Так они знают друг друга», — подумала она, ревниво всматриваясь в безупречную красоту молодой гречанки.

— Ради меня?! — повторил с изумлением молодой человек. — Вы приехали ради меня?

— Да, Валериано, — отвечала гречанка, — Вы не хотели остаться со мной, и я приехала сюда, чтобы повидаться с вами и предостеречь вас от большого несчастья… Но вы молчите, вы даже не хотите смотреть на бедную Зою, дочь старого Никетаса!

— Вы ошибаетесь, дорогое дитя, — возразил с живостью Сиани. — Я только задумался на минуту, вспомнив опасность, которой вы подвергались у этих берегов.

— Да, — проговорила она горячо. — Я рискнула всем, чтобы увидеть вас и сказать: берегитесь, мой друг! Мануил Комнин преследует вас: он тайно оставил Бланкервальский дворец и отправился в Венецию, между тем как все считают его опасно больным… О, я чувствую, что смерть близка, но она не пугает меня теперь… Я исполнила свой долг и готова умереть на ваших руках, Валериано.

— Благородная душа! — проговорил Сиани с чувством. — Вы решили оказать мне услугу ценой своей жизни… Чем я могу вознаградить такое самоотвержение и такую преданность? Известно ли вам, что посланник Венецианской республики Валериано Сиани заподозрен в государственной измене? Показаниям прокуратора или проведитора поверят скорее, чем моим. Палаццо мой опечатан, имущество конфисковано, а я должен скрываться под этими лохмотьями?..

Но гречанка, казалось, не слышала этих слов.

— Ну а видели вы эту прекрасную Джиованну, которую любите так страстно? — спросила Зоя после минутной паузы.

— Видел, но ее отец запретил мне переступать порог их дома. Я также покинут и одинок, как и вы, Зоя, — ответил со вздохом Сиани.

— Вы ошибаетесь, синьор! — воскликнула Джиованна, приближаясь к нему. — Вы спасли эту женщину из любви ко мне… Я видела все и молилась за вас, когда вы боролись так мужественно с бурей и волнами… Я беру к себе эту молодую гречанку: не для того же Бог дозволил вам спасти ее, чтобы после бросить ее на произвол судьбы. Сделаем вдвоем доброе дело, и правосудный Бог вознаградит нас за это.

— О синьорина! — произнес Сиани, целуя ее руки. — Могли я не исполнить вашей мольбы?.. Я начинаю верить теперь, что Пресвятая Дева посылает вас в час нужды ко всем неимущим и страждущим.

Зоя приподнялась на локте и посмотрела с любопытством на прекрасное лицо Джиованны, озаренное слабым светом луны.

— Кто эта синьорина? — спросила гречанка, обратившись к патрицию. — Это она? Не правда ли?

Но молодой человек не слышал ее вопроса: его страстный взгляд приковался к Джиованне и подтвердил лучше всяких слов догадку молодой гречанки. Жгучая ревность сжала сердце последней, как железные тиски, но она постаралась подавить это чувство и проговорила как можно спокойнее:

— Благодарю вас, синьорина, за вашу доброту. Я теперь понимаю, почему синьор Сиани посвятил вам все свои мысли и чувства: вы прекрасны, как ангел, и добры, как он. О, вы лучше меня, — добавила она с завистью.