Неподвластна времени - Джун Боултон Страница 29

— Зря, — просто сказала Паула. — А я как раз потушила мясо и приготовила чесночную подливку.

— Мою любимую, — невольно вырвалось у Филипа.

Паула вся расцвела. — Вот именно. Может, передумаешь? Филип неуютно поёрзал на стуле. Странно Паула себя вела, очень странно. Или, наоборот, естественно, потому что получила наконец возможность быть самой собой? В любом случае следовало быть осторожным.

— Нет, спасибо, — повторил он.

— Тогда будем пить чай с булочками, — ничуть не огорчившись, сказала Паула. — Уж от них-то ты, надеюсь, не откажешься. За чаем и разговаривать легче. Так ведь?

— Так, — согласился Филип.

Паула сняла с блюда, на котором красовалась гора молочных булочек, салфетку с бахромой, поставила блюдо на стол, достала из буфета фарфоровые чашки. Филип следил за ней и против воли думал и думал все о том же. Из нее могла бы получиться чудесная хозяйка. Она прекрасно готовит, у нее, оказывается, есть вкус. Если бы не я, не наши проклятые препирательства… Да ладно, хватит об этом.

Интересно, чем занимается сейчас Джордан? Укладывает спать Кэти? Тоже хлопочет в кухне? Или…

Впервые за все это время ему пришла в голову мысль о том, что ее отняла у него не боязнь мужчин, а, напротив, любовь к какому-то одному, свободному, готовому смело заявить о своих чувствах и незамедлительно взять на себя ответственность за нее и Кэти. Любовь, вспыхнувшая внезапно или тоже вернувшаяся из прошлого… И почему он раньше даже не задумывался об этом?

На душе стало до того тошно, что захотелось на время забыть и о Джордан, и о Кэти, вычеркнуть из памяти несколько дней, напрасно проведенных под их окнами. Он взглянул на накрытый Паулой стол и, на миг пожалев, что отказался от мяса с подливкой, сглотнул.

— Готово, — объявила Паула, садясь наконец за стол. — Угощайся.

— С удовольствием. — Будто мстя за возможную подлость Джордан, Филип уверенным движением взял с подноса верхнюю булочку, откусил приличный кусок и запил его ароматным чаем. Паула смотрела на него с полуулыбкой. — Вкусно, — похвалил он, прожевав и проглотив.

— Я очень рада. — Паула поставила на стол локти и подперла руками голову. — Итак, приступим к самому неприятному. Во всяком случае, для меня…

А может, нам еще не поздно все начать сначала? — посетила Филипа неожиданная мысль. Я ношусь за тенью женщины, которую знаю лишь по давним воспоминаниям, втемяшил себе в голову, что люблю ее одну, никак не хочу признать, что не нужен ни ей, ни ее дочери. А жену, с которой, пусть не особенно счастливо, прожил под одной крышей несколько лет, которую изучил как свои пять пальцев, не желаю больше знать. Что, если я ошибаюсь? Вдруг должен лишь найти к ней иной подход? В чем-то изменить себя? Может, сама судьба подвела меня к этому?

Нет! — категорически сказал себе он, испугавшись вдруг хода своих размышлений, дурацкой, несвойственной ему переменчивости. Такие решения принимаются раз и навсегда. Да я потеряю всяческое к себе уважение, если сейчас пойду на попятный. И вряд ли у нас с Паулой что-нибудь получится: мы пробовали жить как нормальные люди не месяц, а целых пять лет. Надо освободиться друг друга, идти в будущее каждый своей дорогой. Пусть она будет счастлива. Без меня.

Джордан же… Если я для нее ничего не значу, что толку торчать у ее бывшего дома? На что-то надеяться? Она ведь взрослая самостоятельная женщина и дает себе отчет в том, что делает.

Филип отправил в рот остатки булочки и, старательно делая вид, что его ничто не гнетет, кроме необходимости оговорить все детали развода, отпил еще чаю. Паула после продолжительного молчания вновь заговорила:

— Знаешь, я долго размышляла над нашей ситуацией и поняла, что только мучила тебя все эти годы. — Ее лицо стало вдруг настолько печальным, что Филип чуть было не схватил ее за руку и не принялся утешать. — Мне следовало быть более сдержанной, более сговорчивой. Не взрываться по пустякам, не требовать от тебя бог знает чего. — Она грустно улыбнулась. — Вспоминаю сейчас отдельные эпизоды нашей жизни и не понимаю, почему я вела себя именно так? Из вредности, что ли? Из желания что-то тебе доказать? Не знаю…

Филипу вновь сделалось неловко. Он протянул вперед руку.

— Подожди, Паула…

— Не перебивай меня, прошу, — вежливо, почти с мольбой произнесла она. — Дай договорить.

Он пожал плечами.

— Хорошо.

— Почему я отказывалась родить тебе ребенка? — спросила Паула, глядя в глаза Филипу, но обращаясь к самой себе. — Почему точно взбесилась, когда ты сказал, что заведешь котенка? Задаюсь сейчас этими вопросами снова и снова, а ответов, представь себе, не нахожу. Даже смешно… Ладно, — она махнула рукой, — теперь в любом случае все в прошлом. Я просто хочу, чтоб ты знал: я раскаиваюсь в том, что была такой гадиной. И постараюсь исправиться. Так… для самой себя.

Она замолчала, шмыгнула носом. Сердце Филипа сжалось от чувства вины.

— Далеко не ты одна вела себя не так, как следовало бы, — убедившись, что Паула не намеревается ничего добавлять, заговорил он. — Я тоже хорош: уходил в себя, прикидывался, что мне нет никакого дела ни до твоих друзей, ни до увлечений. Мы оба друг друга мучили. Я тоже раскаиваюсь и должен во многом исправиться. Наверное, тебе следовало выйти замуж за совсем другого мужчину, — глядя в одну точку на румяной булочке — добавил он. — Тогда ты всегда оставалась бы такой, какой была когда-то, — веселой, доверчивой хохотушкой.

— Нет! — пылко воскликнула Паула. — За другого я замуж не вышла бы никогда! И не выйду. Вообще не подпущу к себе никого. Такого, как ты, мне не найти…

Она смущенно потупила взгляд, а сердце Филипа обдало теплом. Паула не сожалела о том, что когда-то связала с ним жизнь. Значит, все было не зря. Он опять протянул руку и прикоснулся к ее запястью.

— Не говори так, Паула. Ты обязательно встретишь еще человека, с которым заживешь гораздо счастливее, чем со мной.

— Даже думать об этом не хочу. Ты, несмотря на то что мы так часто ссорились и не понимали друг друга, самый лучший, единственный! — Паула взглянула на него с отчаянной смелостью, как будто дошла до предела и уже не боялась ничего — ни выставить себя в нелепом виде, ни показаться смешной, ни унизиться, ни опозориться. — Как представлю себе, что кто-то другой, не ты, прикасается ко мне, ложится со мной в постель, — дурно делается. Я ни с кем больше не сойдусь, точно знаю. Потому что, как бы все ужасно у нас ни было, я до сих пор люблю тебя… — У нее задрожал голос, и она, замолчав, опустила голову.

Филип смотрел на нее в полном ошеломлении. Неужели он был настолько слеп? Не видел, не понимал, что Паула относится к нему гораздо более серьезно, чем ему казалось? Или она сама осознала это только сейчас, или, потрясенная необходимостью развода, выдумала то, чего никогда и не было?

Паула вдруг вскинула голову. Ее лицо внезапно посерьезнело, брови — впервые за сегодняшний вечер — медленно сдвинулись.