Заверните мне луну - Анна Мак-Партлин Страница 29

— Ух ты. Ужасно, — выдавила я, надеясь, что при этом не покраснею. Мне стало его жалко. Ему надо было поговорит с мужчиной. Я не могла помочь ему советом.

— Это сущий кошмар. Кэрри в курсе, а у этой стервы есть фотографии!

— Боже мой! — сказала я, чувствуя себя чрезвычайно неудобно.

— Что бы ты сделала? — серьезно спросил Шон.

— Я бы просто больше не давала им повода, — ответил я, и он вдруг рассмеялся. Тут я поняла, что сказала глупость. „„Больше не давала им повода“. Не могу поверить, что только что произнесла это“.

Но потом я поняла, что тоже смеюсь.

После нескольких пинт Шон решил, что ни за что не станет спать с коллегами, и мы выпили за его весьма мудрый выбор.

Я добралась до дома к десяти; Шон встречался с какой — то девушкой — не коллегой. Работал телевизор, и с кухни доносился шум закипающего чайника. Поскольку я жила одна, такая ситуация была чревата проблемами.

— Ноэль? — выкрикнула я, поднимая зонтик и одновременно прикидывая в уме план атаки на злодеев. — Ноэль? Это ты?

Я стояла спиной к лестнице и направляла зонтик в гостиную, дверь в которую была полуоткрыта. — Эй! — услышала я за спиной голос и резко развернулась на месте, совершая колющие движения зонтиком. — Это я — Ноэль! Не убивай меня, пожалуйста! — сказал он, улыбаясь и подняв руки в знак капитуляции. — Боже праведный, Ноэль, ты напугал меня до смерти — воскликнула я. По мне было видно, что я не лгу. — Прости, я не хотел напугать тебя. Я был в туалете, и, пожалуйста, не упоминай имя Господа всуе. — Вот нахал. Это мой дом! Я говорю в нем, что хочу — И тут я уронила на ногу зонтик. — Боже мой, моя нога! — Ноэль продолжил было говорить, но я его опередила: Заткнись! Это мой дом! Он сказал, что до свадьбы заживет, и я проследовала за ним на кухню. Брат сварил кофе и сообщил, что волнуется за меня. Ведь теперь, когда Энн и Ричард уехали в Керри, я могу почувствовать себя еще более одинокой. Он и в самом деле был нахалом, но при этом таким добрым человеком, Я поклялась, что со мной все в порядке, и, находясь под действием паров алкоголя, я выложила брату всю правду, Я рассказала о граффити в женском туалете, и мы посмеялись над стариной Шоном. И тут как гром посреди ясного неба Ноэль задумчиво произнес:

— Надо думать, по этой причине священники и должны хранить обет безбрачия. Отец Ноэль дает в… звучало бы весьма нелицеприятно.

Я рассмеялась.

— Не знаю, видимо, не так уже мало священников дают! — Я снова громко засмеялась над своей шуткой.

Брат застеснялся.

Я извинилась, внезапно осознав, что от такого комментария Ноэль вряд ли — простите за каламбур — получит удовольствие.

— Прости, Ноэль, шутка больного человека.

— Ничего, — он улыбнулся, но его настрой изменился.

Я спросила, в чем дело.

— Ни в чем, — ответил он.

— Давай, прицепилась к нему я. — Что — то определенно происходит, это ясно даже мне, а я славлюсь своей эгоцентричностью.

Он улыбнулся:

— Дело говоришь.

Я подтолкнула его к разговору, и теперь он не стал молчать. Он рассказал, что очень долго был одинок, что так много лет посвятил соблюдению обета безбрачия, что отказывался ставить под вопрос его целесообразность — до настоящего момента. Он встретил женщину, она социальный работник, ей немного за тридцать, и она разведена. Ноэль сказал, что она красива и умеет шутить, что она умна и приказывала ему идти в известном направлении, когда он начинал докучать ей, так с ним могли разговаривать лишь члены его семьи. Он объяснил, что с ней почувствовал себя мужчиной. Я сидела молча и слушала его рассказ о цвете ее волос и смотрела на его улыбку. Он сказал, что один ее взгляд заставил его поставить под вопрос все его существование и желания. Из его описания я поняла, что он говорил о женщине, с которой я видела его в пабе много месяцев назад. Я была ошарашена. Я обычно добровольно давала дельные советы, но у меня отнялся язык, потому что мое сознание пыталось привыкнуть к мысли о том, что мой брат живет половой жизнью. Но здесь было нечто большее. Все эти годы я верила, что убеждений Ноэля хватало для того, чтобы не замерзнуть ночью, чтобы он не скучал зимними вечерами. Хватало для того, чтобы уберечься от одиночества, однако я ошибалась. Не для одиночества рождаются живые существа, тем более те, которые посвящают собственную жизнь заботе об окружающих.

Мне хотелось посоветовать ему бросить все к чертям и сбежать с ней на Ямайку, но я поняла, что понятия не имела об испытаниях, свалившихся ему на голову, и что в большинстве ситуаций не существует однозначного ответа.

— Боже! — сказала я и тут же извинилась. По крайней мере это было в моих силах.

На минуту мы умолкли.

И тут я отважилась:

— Ты целовал ее?

— Мы были вместе, Эм, — ответил он, не находя в себе сил взглянуть мне в глаза. — О, — сказала я и поняла причину отчаяния брата. „И что с того?“ — хотелось мне прокричать, но, зная, что крик не поможет, я проглотила слова. — Ты ее любишь?

— Да, пробормотал он.

— Чего ты хочешь? — мягко спросила я, опасаясь, что вопрос совсем сломит его.

— Я просто хочу быть священником, которого не вынуждают приносить что — либо в жертву. Это несправедливо. Я все жизнь женил влюбленные пары и крестил детей, но сам никогда не познаю ни того, ни другого. А когда я смотрю на нее, я хочу этого. Я хочу просыпаться с ней по утрам, хочу, чтобы в шесть утра по субботам в нашу спальню забегали дети. Я хочу ходить на родительские собрания и краснеть из — за того, что мои дети без умолку болтают на уроках, но проблема в том, что мне необходимо быть священником. Я не могу представить другого занятия в своей жизни. Я знаю, что именно это и есть мое предназначение. — Он схватился руками за голову и плакал, как дитя. — Я так одинок, Эмма.

Я обняла его и пообещала, что все наладится, сама надеясь на это. Он извинился, придя в замешательство от того, что открыл душу, — такое испытывают люди, не привыкшие доверяться другому. Некоторое время мы сидели в тишине.

— Жизнь та еще стерва, — сказала я.

— Действительно, — согласился он.

Мы рассмеялись.

— Непременно все наладится, — повторила я.

— Да, — вздохнул он.

— Непременно. Тебе просто нужно бороться. Понимаешь?

— Понимаю, — тоскливо пробормотал он.

Ноэль сказал, что ему пора, но я хотела, чтобы он остался. Он не стал спорить.

Позже я лежала в кровати и переваривала его откровение. Он прошел мимо двери, возвращаясь из туалета. — Спокойной ночи, Ноэль! — выкрикнула я.

— Спокойной, Мэри Эллен! — отозвался он. Я улыбнулась.

„Боже, скорее бы все рассказать Кло“.

Вскоре после нашего разговора по душам Ноэль порвал со своей единственной любовью. Она требовала от него выбора: она больше не могла смотреть на то, как его душа разрывается. — Больше не надо вины, — потребовала она.