Любовница короля - Роз Медоуз Страница 29

На окраине Корк-Вудз он подыскал небольшой домик, где Жюли могла уединяться от шумной и не всегда безопасной гибралтарской жизни. Пьяные солдаты слонялись по улицам в поисках продажных девок, давным-давно потерявших всякий стыд. Целых девяносто винных лавок находилось на клочке земли в две квадратные мили! Предшественник Эдуарда, губернатор О'Хара, имел с этих заведений свой доход — за лицензию на право торговли спиртными напитками их владельцы платили ему в общей сложности семь тысяч фунтов стерлингов. Эдуард распорядился закрыть пятьдесят питейных заведений, несмотря на то что такие меры урезали дополнительный доход. Остальным надлежало переместиться за пределы гарнизона. Вместо них Эдуард разрешил открыть несколько пивных. Но и там военным разных рангов запрещалось сидеть за одним столом.

Летом офицеры и солдаты должны были являться на утренние парады в половине четвертого, весной и осенью на час позже, зимой — позже на два часа. Вечером, перед отбоем, на плацу также проводился парад, и после нескольких ударов колокола все солдаты должны были разойтись по казармам. Теперь вся жизнь в гарнизоне подчинялась суровой дисциплине. Любые уклонения и отказы повиноваться сурово наказывались. Даже внешний вид солдат теперь был строго регламентирован — коротко подстриженные волосы и бороды, никаких бакенбардов. Коснулись нововведения также и внешнего облика офицеров — теперь им надлежало отказаться от смешной привычки носить зонтик.

Помимо отчаянных и энергичных попыток искоренить пьянство, которое Эдуард считал наибольшим злом, он также был озабочен огромным количеством случаев изнасилований и нападений на женщин. За эти преступления герцог назначал тяжелые наказания в виде порки, когда виновных удавалось выявить.

В середине ноября в Гибралтар прибыли новые полки, принимавшие участие в военных действиях в Египте. Солдаты, ожидавшие отдыха и расслабления, очень скоро обнаружили, что местный губернатор видит в них лишь материал для перевоспитания. Количество площадок для телесных наказаний росло.

Эдуард и Жюли готовились встречать Рождество. Они планировали дать несколько крупных торжественных приемов в Конвенте, в то время как менее пышные вечеринки частного характера должны были пройти в их домике в Корк-Вудз.

Это произошло во время одного из очередных обходов — именно тогда Эдуард получил первое предостережение. Наведываясь с инспекцией в казармы, он тщательно обходил каждый угол, с тем чтобы ни одно нарушение не ускользнуло от его орлиного взора.

И вот при осмотре госпиталя, осторожно ступая между соломенными тюфяками, он заметил, что один больной солдат пытается привлечь его внимание. Эдуард подошел к несчастному и склонился над ним. Тот прошептал:

— Сэр, против вас организован заговор. Они хотят напасть на вас в сочельник.

Эдуард ждал, однако не заметил признаков готовящегося нападения. Наконец наступил сочельник, а вместе с ним вышел и приказ Эдуарда — никаких попоек в рождественский праздник. Получив приказ, офицеры 8,25 и 54-го пехотных полков заперли своих солдат в казармах, а в 25-м полку даже отсрочили выплату жалованья.

Беспорядки начались после того, как разъяренные виноторговцы контрабандой протащили в 8-й полк бренди и вино. Разгоряченные спиртным, солдаты выломали в казарме замки и запоры и отправились в 25-й и 54-й полки, призывая всех присоединиться к мятежу. Когда те отказались, солдаты 8-го полка назвали их трусами, и началась перестрелка.

Эдуард разъярился, когда его праздничный вечер прервали, но потом, по просьбе Жюли, пригрозив провинившимся суровым наказанием, все же спустил дело на тормозах.

Однако на следующий день солдаты 25-го полка все же получили жалованье, отправились в город и там, громя винные прилавки, устроили настоящий пьяный разгул. Вчера их обозвали трусами, и теперь они были намерены показать обидчикам свою удаль. Солдаты отправились в казармы 8-го полка и учинили там трехчасовое побоище. Трое оказались убитыми, несколько человек ранены.

Эдуард был взбешен. Он лично прекратил безобразия и распорядился отправить под арест десятерых зачинщиков. Уже на следующий день их ждал военный трибунал.

Жюли не имела обыкновения вставать рано, как Эдуард. Но в тот день он удивился, встретив ее в столовой за завтраком.

Нахмурив брови, он сурово спросил:

— Что это означает, мадам?

— Я хочу поговорить с тобой, Эдуард, перед тем как…

— Если ты собралась просить о чем-то, лучше не трать мое время понапрасну. Позволь мне насладиться завтраком в тишине.

— Послушай, Эдуард, я прошу проявить милосердие! Не надо обвинений в мятеже!..

— А что же это, по-твоему, было?

— Просто пьяная драка… Эдуард, прошу тебя… Ведь сейчас Рождество! Эти люди… пусть они грубые, необразованные, но они хотели как-то развлечься… отпраздновать… А теперь? Во что вылилось для них Рождество?

— Мадам, я сейчас не настроен слушать проповеди. Я послушал вас накануне и проявил непозволительную терпимость. Но теперь даже вам должно быть ясно, что такой терпимости не место в армии.

Жюли поняла, что Эдуард сейчас в мрачном расположении духа и его ничем нельзя тронуть. И все же она решила еще раз попытаться, прежде чем десятеро несчастных предстанут перед трибуналом.

— Эдуард, пожалуйста, вспомни, какой сейчас праздник! Вспомни, что сейчас время прощать! Пожалуйста, не выноси этим людям смертный приговор!

Но Эдуард, разбивая скорлупу яйца и даже не взглянув на нее, произнес:

— Все, что вы говорите сейчас, мадам, — сентиментальная женская болтовня…

Жюли поняла, что участь несчастных солдат предрешена.

Все десять обвиняемых были приговорены к расстрелу, причем расстрел троих должен был состояться незамедлительно, поэтому герцог Кентский выстроил на плацу весь гарнизон, с тем чтобы солдаты могли наблюдать за казнью.

Исполнять приказ надлежало солдатам 54-го полка. Заняв свои места, они стояли с оружием наготове, исполненные ненависти к возложенной на них отвратительной миссии и к человеку, отдавшему приказ. Они не держали в сердце злости на троих своих сотоварищей по вчерашней драке, которых теперь вывели на площадку перед казармой и которые еще вчера, устроив в городе настоящий погром в поисках женщин и не найдя таковых, вернулись в гарнизон, жаждая продолжить приключения. Они просто бузили и задирались, и теперь их ждал такой позорный конец.

Напряженная, зловещая тишина повисла над площадью. Некоторые мысленно молились, некоторые слали проклятия. Потом резкий короткий приказ прорезал тишину. Взмыли вверх ружейные дула. Другой приказ, и раздались ружейные залпы…

Когда трупы казненных унесли, солдаты выстроились и промаршировали в казармы, тщательно следя за выправкой, поскольку знали, что ненавистный герцог Кентский внимательно наблюдает за ними, готовый придраться к любой мелочи.

Когда Эдуард вернулся домой, Жюли писала записки друзьям, отменяя ожидавшийся в тот вечер прием.