Врач-армянин - Сабахатдин-Бора Этергюн Страница 29

— Дело не в том, Сабире. Но я ведь такая слабая, несамостоятельная. Я боюсь. Я не умею и не знаю, как следует себя вести с людьми. Лучше уж мне тихо прозябать в своей коморке. Твоего общества мне вполне достаточно. Если, конечно, ты не скучаешь с такой дикаркой, как я.

Сабире засмеялась. Мне стало легко. Она завела разговор о «Разочарованных» Пьера Лоти. Ей, как и многим, нравился этот роман, нравилось читать о девушках, не находящих себе место в жизни. Я сказала, что в сравнении с Бальзаком, Толстым и Достоевским, Пьер Лоти кажется мне неглубоким.

— Ты считаешь его романы недостаточно жизненными?

— Нет, я вовсе не ищу в романах похожести на живую жизнь. Да это было бы странно. Ведь я не знаю жизни, описанной в романах. Нет, нет. Пусть даже все будет выдумкой. Мне важна глубина, философия.

Я смутилась и как всегда покраснела. Сабире пристально смотрела на меня своими умными глазами.

— У тебя не женский ум, Наджие. Кто знает, кем бы ты могла стать, если бы родилась мужчиной.

— Я думала об этом. Я часто думаю о том, почему женщины не могут учиться и трудиться, как мужчины. Как было бы прекрасно окончить университет, стать писателем…

— … или врачом, — подхватила Сабире.

Я невольно вздрогнула и быстро продолжила:

— Ты можешь возразить, что те женщины, которым приходится работать, завидуют нам. Но ведь это только потому, что у них нет равных прав с мужчинами, их унижают, принуждают торговать собой.

— Ты говоришь, как на митинге на площади в восьмом году, когда провозгласили конституцию.

— Ты помнишь? — удивилась я. — Мы ведь тогда были девчонками. Я ни на одном таком митинге не была.

— А я ходила с матерью и старшей сестрой. Помню кое-что. И думаю, все эти прекраснодушные лозунги просто невозможно провести в жизнь. Для этого надо, чтобы большинство людей сознательно решили стать хорошими, добрыми, а это невозможно. Но что это мы с тобой расфилософствовались и упускаем солнечные дни. А впереди — зима. Прогуляемся в Тепебаши, хочешь?

Я обрадовалась этому предложению. Осень и вправду выдалась погожая.

Пока я одевалась и причесывалась, Сабире успела сделать мне еще несколько комплиментов. Я делала вид, что сержусь, а она смеялась. Я надела темно-зеленый чаршаф — будем с ней, как две бабочки — черная и темно-зеленая.

Парк Тепебаши я люблю. Люблю его тенистую зелень. Приятно сидеть на скамейке и наблюдать, как играют дети под надзором гувернанток.

Мы сидели молча. Я думала, что в жизни столько приятных минут. Например, вот сейчас, когда я сижу на скамейке, дышу чистым воздухом, наслаждаюсь покоем. Или когда читаешь интересную книгу. Но люди все стремятся к резким, острым, порою мучительным ощущениям. Люди нетерпеливы и не ценят спокойной радости.

Внезапно я заметила человека, не очень гармонировавшего с обычными посетителями парка. Он бродил немного поодаль и показался мне странно знакомым. И вдруг я его узнала — черноусый Сабри, слуга М.

Захотелось сразу встать и уйти. Но что могла бы подумать Сабире! Я отвернула голову, но искоса наблюдала за ним. А если и М. здесь? Надо взять себя в руки и сделать вид, будто мне все это безразлично. Вот так!

Сабри, кажется, направился к нашей скамейке. Я повернулась к Сабире и что-то сказала ей. О погоде или о цветах, не помню. Сабри приближался. Тихая паника охватила все мое существо. Ну почему я так испугалась? Что он может сделать? Что он знает?

Слава Аллаху, он прошел мимо.

Но я видела, заметила; он что-то положил, опустил на скамью, рядом со мной. Как успел? Сабире так сидит, что не может видеть. Я нашариваю бумажный плотный прямоугольничек. Зажав его в кулаке, быстро раскрываю сумочку, опускаю знакомую карточку, вынимаю носовой платок, прикладываю к щеке. Сабире оборачивается.

— Что ты, Наджие? Зуб?

— Нет, нет. Листок с дерева. Кажется, запачкала щеку.

Сабире смотрит.

— Нет, ничего.

Глядя на играющих малышей, Сабире что-то сказала о своей маленькой дочке. Я отвечала машинально, не вдумываясь в свои и ее слова.

Разговор снова зашел о вечере в загородном доме.

— Тебе понравился кто-нибудь? — вдруг спросила Сабире.

— Да, угадай кто? — я улыбнулась.

— Фасих-бей, твой давний вздыхатель, — заметила Сабире лукаво и нерешительно.

— Вот еще!

— Ну… Может быть, Мишель, помнишь, который пел.

Лишь бы я не покраснела!

— Нет, нет, — качаю головой.

— Тот плечистый офицер? — Сабире понимает, что это игра.

— А вот и не угадала.

— Скажи сама.

— Твой муж, вот кто!

Сабире, конечно, понимает, что я шучу. Но ей такая шутка явно не по душе. Она явно побаивается меня. Она не знает, чего от меня ждать. Но ведь она поделилась со мной, призналась, что изменяла Ибрагим-бею. Ну а кто мне поверит, если я вздумаю это сказать о ней? Она ничем не рисковала, когда мне это говорила. И еще; я думаю, что если она сказала об этом мне; значит, и другим говорила. Она ничем не рискует, о ней все равно сплетничают. Но я сержусь на себя, ведь Сабире хорошо относится ко мне, она моя единственная подруга, а я так холодно думаю о ней. Это нехорошо с моей стороны.

— Прости, Сабире, это была глупая шутка.

— Да неужели ты думаешь, я поверила? Когда женщина увлекается, она так легко этого не показывает.

А ведь Сабире снова права.

— Но, кажется, ты, Сабире, ревнивая супруга.

— Ибрагим-бей не бросит меня.

— Ты красивая.

— В браке красота не играет такой уж большой роли. У нас ребенок.

Я вижу, что этот разговор неприятен Сабире. С дерева слетает листок и я начинаю говорить об осени.

По-моему, Сабире не так уж уверена в своем Ибрагиме. Она не так уж богата. Семья живет на деньги, оставленные в наследство его отцом. И что такое ребенок? Люди и с детьми разводятся и заводят вторых жен. Но у меня такое ощущение, что все же что-то связывает этих супругов. Нет, не страстная любовь, не ребенок, не деньги. Что же? Не могу догадаться. Да особенно и не пытаюсь угадать.

Мы договорились — завтра я в гостях у Сабире. Все-таки эта дружба как-то разнообразит мою жизнь. Только не стану больше делать ничего дурного. И никаких вечеров, и никаких загородных домов!

Снова дома, у себя в комнате, дверь заперта. Вот когда я чувствую себя почти спокойно. Почти, потому что у меня всегда неприятное чувство, от того что здесь же, в одном доме со мной, спит Джемиль. Я уже привыкла к этому чувству. Очень люблю, когда Джемиль уезжает и не ночует дома. Сегодня как раз такой день. Пообедала одна в столовой. Сумочку еще не раскрывала. Раскрою сейчас.