Вечный любовник - Виктория Холт Страница 29

Генрих вышел из своих покоев, а когда проходил мимо дверей Алансона, услышал веселый смех. Алансон с женщиной? Везет же ему, что его может удовлетворить кто угодно!

В другой раз Генрих распахнул бы дверь и пошутил бы над своим дружком, застав его врасплох в самый неподходящий момент, но сейчас у него было совсем другое настроение.

Один из придворных с усмешкой сказал:

– Кажется, ваше высочество, герцог хорошо проводит время.

– Похоже на то, – согласился Генрих.

– У него новая любовница и очень симпатичная.

– Рад это слышать. Он мой друг и заслуживает хорошего жребия.

– Это одна из фрейлин королевы-матери. Из ее «летучего эскадрона» – самого очаровательного из всех.

– И самого опасного, – добавил со смешком Генрих.

– А любовница герцога – ярчайшее его украшение.

– Ну, это невозможно.

– Разве ваше высочество не считает мадам де Сов самой привлекательной в эскадроне королевы-матери?

Генрих остановился и уставился на своего собеседника.

– Ты лжешь, – сказал он.

– Отнюдь, – возразил тот, улыбаясь, потому что лишь выполнял приказание королевы-матери дать понять этому корольку, что у него есть соперник.

– А я говорю – лжешь! – воскликнул Генрих в приступе ярости.

– Ваше высочество может убедиться в истинности моего утверждения.

Логика Генриха всегда убеждала.

– Ты прав, – согласился он и без колебаний распахнул дверь в покои Алансона.

Мадам де Сов пребывала в объятиях герцога, одежда находилась в очаровательном беспорядке. Соперничество началось.

Было приятно забыть об ужасах недавнего прошлого и позабавиться игрой в соперничество. Генрих вскоре обнаружил, что страсть к Шарлотте не поглощает его целиком. После первого потрясения он перестал корить Алансона и понял, что Шарлотта натура столь же чувственная, как он сам, и так же нуждается в любовниках, как он в любовницах. Выяснилось, что он и Алансон у нее не единственные. Шарлотту находил неотразимой сам Генрих де Гиз, и тогда Генрих Наваррский был вынужден признать, что она сама конечно же предпочитает этого неотразимого мужчину ему и тщедушному Алансону. Но он увлекся игрой в соперничество и посвящал все свое время выдумыванию разных козней для Алансона. Тот платил ему той же монетой, Марго бранила обоих, говоря, что над ними насмехается весь двор.

Тем временем Шарлотта продолжала вносить между ними разлад. Она настраивала Генриха против Марго, Атансона против Генриха, и могло показаться, что с успехом выполняет данное ей королевой-матерью поручение. Но на самом деле Генрих Наваррский ничему не отдавался до конца, даже Шарлотте.

В то время как при французском дворе разыгрывался этот маленький фарс, гугеноты твердо держались в Ла-Рошели. Им хотелось, чтобы вся страна видела: хоть гугеноты и потеряли своих лучших вождей в Варфоломеевской резне, а те, на кого могли бы положиться, оказались слабаками, они готовы сражаться до конца за дело, которое считают правым.

Пришло время заканчивать забавы с соперничеством из-за Шарлотты. Анжу повел армию католиков на осаду Ла-Рошели. Для Алансона было делом чести сопровождать брата, а так как Генрих Наваррский и Конде приняли католичество, им надлежало доказать свою верность новой вере с оружием в руках. Однако Генриху это очень не нравилось. Одно дело – слушать мессу в обмен на жизнь, и совсем другое – сражаться против гугенотов.

Он и Конде с большой неохотой отправились в поход. Что касается Алансона, то его ненависть к брату была настолько велика, что он больше думал, как бы ему посильнее досадить, нежели помочь в боевых делах.

Отношение матери к Анжу только усиливало пыл Алансона. В ее глазах средний сын был всегда и во всем прав. Она обожала Анжу, а так как больше никто на земле не мог тронуть ее сердце, ее любовь казалась еще более удивительной. Алансона же Екатерина старалась при каждом удобном случае унизить, в эти моменты, казалось, она просто забывала, что он ее родной сын. По ее мнению, унижая его, она возвышала Анжу.

Несмотря на любовь к роскоши и великосветские манеры, Анжу был доблестным воином, однако ему вряд ли было суждено победить, постоянно сталкиваясь с равнодушием Генриха Наваррского, мелкими пакостями младшего брата и недоброжелательностью Конде. Вдобавок увлечение Анжу женой Конде, Марией Клевской, перешло в сильную страсть, он очень тосковал без нее.

Поговаривали, что Анжу хочет поставить Конде на такую позицию, где ему будет трудно уцелеть; тогда Мария станет свободной и сможет снова вступить в брак. Поскольку Анжу был главнокомандующим, ему ничего не стоило приказать мужу своей любовницы встать на передней линии огня.

Конде, который все это осознавал и совсем не желал себе такой участи, еще и поэтому стал злейшим врагом Анжу.

Такой разлад в рядах католиков никак не способствовал их боевым успехам, но они стали еще более недостижимыми после события, которое гугеноты посчитали чудом. Запасы провизии в Ла-Рошели подходили к концу, и в это время к берегу волнами прибило огромное количество моллюсков, которых можно было использовать в пищу.

Осада стала казаться католикам делом безнадежным, и тут произошло еще одно событие, приведшее к прекращению активных боевых действий. Умер польский король, и поляки избрали своим новым правителем Анжу.

Заключили мир. Гугенотские города Ла-Рошель, Ним и Монтабан получили свободу вероисповедания, право справлять свадьбы и устраивать крестины у себя в домах.

Генрих Наваррский и Алансон вернулись ко французскому двору, к Шарлотте, их соперничество возобновилось, как будто и не прерывалось войной.

Анжу отправился в Польшу, а Карл становился все более ненормальным, физически слабея день ото дня. Генрих все еще был увлечен Шарлоттой и подшучивал над Алансоном, но зорко следил за развитием событий. Он понимал: если Карл умрет, Алансон может попытаться захватить трон, но Екатерина никогда этого не допустит, так как на престоле она видит только Анжу, и никого другого. Что, если братья вступят в схватку? Что, если оба в ней погибнут?

Однако как-либо показывать свою озабоченность происходящим было совершенно незачем, поэтому Генрих делал вид, будто его занимает только Шарлотта.

В это время Алансон все больше проявлял интерес к гугенотской вере, нередко дискутируя с Генрихом на религиозные темы. Вынужденный против своей воли принимать участие в осаде Ла-Рошели, Генрих сильно на это досадовал. Находясь в лагере рядом с этим городом, он вспоминал, как впервые приехал туда, оставив Флоретту, как его мать представила его гугенотам и он поклялся служить им. Генрих по-прежнему полагал, что глупо умирать за религиозные убеждения, тем более что их у него не было, но испытывал стыд оттого, что ему пришлось выступать с оружием в руках против друзей матери.