Гадание при свечах - Анна Берсенева Страница 3

На следующий день после выписки он ждал Марину в больничном сквере. Она увидела его издалека, хотя уже смеркалось. Заметив ее, Сашка быстро поднялся со скамейки. На нем был новый джинсовый костюм, в руках он держал цветы в зеркальном целлофане.

– Мариночка, а я тебя жду! – обрадованно сказал он, быстро шагая ей навстречу. – Что долго так сегодня?

– Ну зачем ты бегаешь по городу, Саша? – укоризненно сказала Марина. – Думаешь, если не инфаркт, так можно и совсем о здоровье не думать?

– Да ну! – махнул рукой Сашка. – Чего о нем думать, что я, старик? Переработался немного, вот и прихватило, оно ж понятно. Отдохнул в больнице, все и прошло!

Марина невольно улыбнулась бесшабашности, так трогательно выглядевшей в этом крепком высоком парне со светлым волнистым чубом и широкими плечами.

– Можно домой тебя проводить? – спросил Саша, бросая на Марину быстрый взгляд.

Он не производил впечатления человека, привыкшего спрашивать разрешения у девушек, и поэтому его неожиданная робость была особенно привлекательна. Марина жила недалеко от больницы, и дошли они быстро, хотя Саша явно старался растянуть этот недлинный путь.

Весенняя тополиная зелень окутывала улицу легкой дымкой. Саша незаметно взял Марину под руку, она чувствовала, как подрагивает его локоть, и знала, что Саша хочет ее обнять, но не решается. Он рассказывал, что работы у него теперь стало предостаточно, что в деньгах он нужды не знает… Но не хвастался, а просто рассказывал, то и дело поглядывая на Марину с прежней трогательной робостью.

– Строителям теперь раздолье, – говорил он. – Если, конечно, квалифицированные и непьющие. Хоть у нас в Орле, хоть, говорят, и в Москве. А я, знаешь, люблю, когда возможности. По мне, так ничего, если и трудности временные, лишь бы перспективы были.

Марина улыбалась, слушая его. Он был очень хороший и спокойный, от него так и веяло теплом и уверенностью.

– А вот и мой дом, – сказала она, останавливаясь у калитки. – То есть не мой, а я здесь комнату снимаю.

– Снимаешь? – удивился он. – Разве ты не местная?

– Нет, – покачала головой Марина. – Я в Орле после медучилища осталась.

– Так ведь, наверно, надоело тебе по чужим углам? – спросил Сашка.

– Да нет, – засмеялась Марина. – У меня здесь уютный угол, я и не замечаю, что он чужой.

– Все равно, – протянул Саша. – Долго ли так сможешь…

Его намерения по отношению к ней были так очевидны, что он даже не старался их скрыть. Он встречал ее с работы каждый день, пока длился больничный, а потом – каждый раз, когда их рабочий день заканчивался одновременно. Он дарил ей то цветы, то духи, и был робок, как мальчик, сидя рядом с нею на скамейке в парке. Он подолгу держал ее руку в своей, стоя у калитки и почему-то все не решаясь ее поцеловать.

Все это было трогательно, хорошо, и ей легко было с Сашей Сташуком, как не было легко ни с одним парнем из тех, что пытались за ней ухаживать. Да Саша и не похож был ни на кого. Во всяком случае, никто из них не отличался застенчивостью.

Но Марина была отдельно от него, и ничего нельзя было с этим поделать.

Не стоило ожидать, что ей встретится в жизни кто-нибудь лучше Саши Сташука, это Марина прекрасно понимала. Да вовсе она и не ждала какого-то неведомого принца, и вовсе не мучили ее неясные предчувствия, из-за которых обычная жизнь проходила бы мимо. Просто – Саша так же оставался во внешнем мире, как и все остальные, так же мало значил для нее, и совсем не важно было даже, плохой он сам по себе или хороший.

Когда Саша впервые поцеловал ее, Марина поняла это ясно и окончательно – словно и вправду проверила. Губы у него были мягкие, нетерпеливые – и как он заставил себя ждать так долго? – и поцелуй длился, пока у них обоих хватало дыхания. И все это время, чувствуя Сашины губы на своих губах, Марина понимала, что не отстраняется только потому, что ей жаль его обидеть.

Поцелуй кончился, и Саша медленно опустил руки.

– Ох, Марина… – вдруг сказал он удивленно и немного испуганно. – Ты прости меня, но я чего-то… Не знаю я!

– Что – не знаешь? – спросила она, вглядываясь в его лицо, пытаясь поймать его взгляд.

– Что это со мной… было, вот чего не знаю. Вроде полюбил я тебя, вроде подходим мы друг другу… А чего же тогда? Почему ты такая?

– Какая, Саша? – тихо спросила Марина.

– Да как ледышка холодная, вот какая! Ну, я сначала думал, это просто что не было у тебя никого, что стесняешься ты. А потом смотрю – нет, другое чего-то. Я что, совсем тебе не нравлюсь?

Марина молчала. Что можно было объяснить простому и ясному Саше? Вот сейчас он уйдет, и, наверное, она больше никогда его не увидит. И что? Ей это так же безразлично, как безразлично было сегодня утром, увидит ли она его после работы. И он в этом нисколько не виноват.

– Странно прямо, – нарушил молчание Саша, не дождавшись ответа. – А говорят, рыжие – горячие… Я и не думал, что ты бесчувственная такая.

Этим вечером она окончательно убедилась, что любовь – не для нее.

Расставшись с Сашей и войдя к себе в комнату, Марина долго смотрела в зеркало. Оно у нее было старинное, бабушкино, Марина привезла его с собой даже в общежитие медучилища. Из темной резной рамы смотрела не красавица и не уродина – таких принято называть девушками с оригинальной внешностью. В ореоле пышных рыжих волос лицо не казалось бледным: они словно бросали на него медовый отсвет. Высокие тонкие скулы, глаза не маленькие, но кажутся не большими, а какими-то длинными – потому что, пожалуй, узковаты. Даже не сразу разглядишь, какого они цвета.

А цвета они были странного, непонятного и неназываемого. Смесь зеленого с карим, а по всей радужке – множество переливчатых разноцветных точек, и от этого цвет меняется по всему кругу. Когда Марина вглядывалась в свои глаза, ей самой становилось как-то не по себе от этих неуловимых переливов цвета. И она спешила перевести оценивающий взгляд на свою фигуру.

Вот фигура уж точно была самая обыкновенная – и плечи как у подростка, и совсем нет того пленительного изгиба талии и бедер, который так бросается в глаза и создает впечатление совершенства, и грудь маленькая.

Марине было совершенно все равно, как оценивают ее внешность мужчины, но ей казалось, что из-за обыденной внешности бывает обыденная судьба. Вздохнув, она отправилась на хозяйскую кухню ставить чайник.

Вот у Натальи Андреевны Спешневой судьба точно не обыденная. Марина так увлеклась разглядыванием этой необычной женщины, так заслушалась ее голосом, что почти не замечала комнат, по которым вела их экскурсоводша. Она отвлеклась, только когда группа уже направлялась к выходу, и ей стало неловко: все-таки тургеневский дом, а она думает невесть о чем!

Но Наталье Андреевне было, кажется, совершенно все равно, слушают ее экскурсанты или нет.

– Мы с вами переходим в тургеневский парк, – сказала она, не меняя интонации. – Собственно, это не парк в строгом значении слова. В нем нет ни подстриженных деревьев, ни заморских растений, ни мраморных статуй в аллеях. Тургенев всегда называл его садом.