По ступенькам декабря - Юлия Климова Страница 3

– Ой, мама дорогая, – жалобно пропел Воробьев, медленно поднимаясь. – Не пей, Андрюха, никогда не пей! Ой… – Остановив взгляд на графине с водой, он подошел, взял его и пузатым боком приложил к виску. – Наташка со мной теперь не разговаривает, осуждает… А я себе другую секретаршу найду – молчаливую и покладистую. Совсем девки обнаглели… Кто в доме хозяин?

– Просто помирись, – спокойно ответил Андрей, не оборачиваясь. Его внимание было приковано к карте России, пришпиленной к стене разноцветными кнопками. Ярославль, Иваново, Тверь, Владимир, Рязань и другие города оранжевыми пластмассовыми флажками сообщали о том, что на их территории находятся обособленные подразделения фирмы «Крона-Ка», и, соответственно, с бытовой химией у них все в порядке, потому что трудоголик Воробьев денно и нощно работает над расширением бизнеса. Контролирует буквально из последних сил! И ему нет равных даже в состоянии тяжелого похмелья.

– Полюбуйся, полюбуйся, – поддел Глеб Сергеевич, – пока ты по тундрам и Америкам разъезжаешь, я делом занимаюсь, свои и твои тугрики преумножаю, между прочим.

– Так я и любуюсь.

– Забей на науку, заканчивай со своими проповедями…

– Лекциями, – поправил Андрей.

– Какая разница, – сморщился Воробьев, громыхнул графином о журнальный столик и вернулся к дивану. Сел, закинул ногу на ногу, издал короткий стон и добавил: – Я на тебя надежды возлагал, а ты…

– А я пошел другим путем.

– Ну и дурак!

Лет двенадцать назад фирма «Крона-Ка» в равных долях принадлежала Глебу Сергеевичу Воробьеву и Григорию Петровичу Зубареву. Сначала их объединяли общие знакомые, а затем – обоюдное стремление к успеху. Производство росло, продажи тоже (спасибо новым технологиям и собственным амбициям), маленький офис сменился просторным и светлым.

Шесть лет они трудились в одной упряжке, терпели противоположные характеры друг друга и считали доходы. Но судьба нанесла страшный удар – Григорий Зубарев отравился какой-то гадостью за границей, долго лечился уже на родине, да так и не выкарабкался… Доля перешла к его сыну Андрею, который мало интересовался импортом и экспортом, прибылями и убытками, зато все свое время посвящал молекулярной биологии. Попытки Воробьева привлечь парня к руководству пропали даром, и пришлось Глебу Сергеевичу тянуть воз одному. Со временем он привык, но изредка поддевал Андрея: то в шутку, то с обидой, а то автоматически, без всяких надежд и пожеланий.

Несмотря на разницу в возрасте (а тринадцать лет – немало), между ними сразу сложились легкие отношения, инициатором которых был Воробьев. Он терпеть не мог занудных «вы», длинных «с уважением», непонятных «если» и упрощал все, что только можно упростить, когда дело касалось близких людей. И получалось это естественно, и сопротивление всегда оказывалось бесполезным.

Андрей эту дружбу подхватил, но в дуэте занял скромное место наблюдателя. Иногда, после «пацанских» историй Воробьева, он с иронией задавался вопросом, а кто из них в действительности старше? Глебу Сергеевичу по отношению к жизни его сорок семь лет можно было дать с бо-о-ольшой натяжкой.

Последние два года они виделись редко – Андрея постоянно приглашали читать лекции, и он не отказывался, приобретая по возможности в других городах и странах дополнительный опыт. Но и домой тянуло, и здесь его ждали не менее важные дела: с середины января его команда начинала работать над новой темой, что по значимости перекрывало все остальное.

– Бросаю пить, бросаю пить, – как заклинание, свято веря в каждое слово, произнес Воробьев. – И когда только лекарство от похмелья придумают? Не фигню, а нормальное? Не в каменном веке живем! Кстати, твоя биология на нужные позарез лекарственные препараты не распространяется?

– Нет.

– Жаль… человечество, между прочим, страдает…

– А это что такое? – Андрей, оторвавшись от карты с флажками, прогулялся к окну и остановился около кресла, на котором лежал бело-красный тюк.

– Одежда Деда Мороза… – ответил Глеб Сергеевич. Откинулся на мягкую спинку дивана и заложил руки за голову. – И не смотри на меня так, я еще с ума не сошел… Рекламу к Новому году снимали, вот барахло и осталось, валяется с неделю, а Натаха не убирает… Некуда, говорит. Хочешь, тебе костюмчик подарю? – Он улыбнулся до ушей и не без гордости добавил: – А Наташка у меня хорошая… воспитывает меня даже.

Андрей машинально развернул тюк, взял шубу– халат, отделанную искусственным мехом, встряхнул ее и надел.

– Великовато, – прокомментировал он, точно и впрямь собирался часто носить.

– Конечно, велико. К костюмчику живот накладной прилагался, но где он, понятия не имею! Мне бы он сейчас пригодился вместо подушки… А ты бороду надень, шапку и в бухгалтерию сходи, там тебе быстро Снегурочку подберут или какую-нибудь тетушку Метелицу. – Воробьев засмеялся и тут же осекся, по-прежнему томимый похмельем. – Не проходит башка, хоть ты тресни, – недовольно буркнул он.

Андрей для завершения образа надел бороду, шапку, украшенную не только мехом, но и блестками, точно ее припорошил снег, и удобно развалился в кресле. Костюм приятно пах гримом, театром, и расставаться с ним пока не хотелось.

Дверь распахнулась неожиданно резко, и на пороге появилась стройная девушка в узких джинсах и голубой рубашке свободного покроя, застегнутой на пару пуговиц и завязанной на талии узлом. Удивительные, длинные, медно-красные волосы, постриженные ступеньками, взбитые на макушке, сразу бросались в глаза и на секунду отвлекали от лица. Но лишь на секунду.

Рядом с ней стоял щуплый парень в черных брюках и бежевом свитере. Ровная челка и очки на носу делали его похожим на отличника, день и ночь грызущего гранит науки.

Девушка быстро зашла в кабинет, стрельнула взглядом в сторону Андрея и, не найдя ничего примечательного в его персоне, поздоровалась по очереди со всеми:

– Привет, папа. Здравствуй, Дедушка Мороз.

– Моя дочь – Алевтина Глебовна, – со вздохом представил Воробьев и добавил: – Ну, ты ее, наверное, помнишь…

– Добрый день, – произнес Андрей, вежливо поднимаясь с кресла.

После слов отца Алька проявила заинтересованность, сделала шаг к гостю и наклонила голову набок, он в ответ, желая облегчить опознание, опустил бороду.

Их встречи можно было пересчитать по пальцам – раз, два, три, четыре, пять. Они всегда виделись мельком и никогда не разговаривали друг с другом наедине, вдали от суеты. Она ему запомнилась светленькой девочкой, несущейся мимо с булкой в руках. Ей было пятнадцать, шестнадцать, семнадцать? Где та черта, тот год, когда обыкновенные девчонки вдруг становятся красивыми девушками? Кто бы знал… От прежней Алевтины Воробьевой остались только несколько заметных конопушек на переносице и зеленые глаза. Наверное, ей чуть больше двадцати, а ему уже тридцать четыре. Узнал бы он ее на улице? Вряд ли.

– Зубарев, – подсказал Глеб Сергеевич, и Алька кивнула, потеряв интерес. Нет, в данную минуту ей совершенно не до партнеров отца, она пришла по важному делу…