Иезуит - Алекс Кейн Страница 3

— Что, товар плохой?

Пес не шелохнулся.

— Цена высокая?

— Гав!

— Он меня обсчитал?

— Гав! Гав! — пролаял пес и дважды кивнул.

— Ты еще у мышей в амбаре спроси, — рассмеялся продавец.

— Барат не глупее тебя, — обиделся Ласло. — Вот сейчас кликну стражника, он проверит, стоит ли моя покупка восьми пфеннигов.

Лоточник побледнел: за обман покупателя вполне можно угодить в тюрьму. И тогда прости-прощай вольная жизнь.

— Подождите, подождите, — засуетился он, — может быть, я обсчитался. Давайте-ка еще разок.

Он быстро перебрал купленный товар, бормоча что-то себе под нос, и сдавленно сказал:

— Да-да, я ошибся, с вас пять пфеннигов.

— То-то же, — погрозил кулаком Ласло.

Он присел, обнял пса и поцеловал в мокрый нос.

— Умница ты моя…

Расплатившись, старик забрал товар и пошел прочь.

— Эй, погоди! — крикнул вслед торговец. — Твоя собака, что, умеет считать?

— Да иди ты, — беззлобно отмахнулся Ласло.

Представление акробатов закончилось, и центр площади теперь был свободен. Ласло разложил на мощенной булыжником земле картонки, взял в руки кисть и, размахивая ею, принялся созывать народ:

     От лотков отвлекаемся,      Представление начинается.      Привел собаку я из дальней дали,      Такого пса вы сроду не видали.      Не только воет и лает,      Но пишет и книги читает.      Дай задание ему,      И увидишь, что к чему.      Торопись скорей, народ,      Представление уж идет!

С десяток зевак уже стояли вокруг разложенного картона. Ласло, обмакнув кисточку в краску, подал ее Барату. Тот взял кисть зубами и выжидательно оглядел публику.

— Кто тут грамотный, отзовись! — завопил старик.

— Ну, я, — откликнулся юноша в темной мантии, похожий на семинариста.

— А ну-ка, приятель, дай задание моему псу. Пусть напишет, что ты велишь.

— Первую монету — Богу, — подумав, предложил тот.

Зрители лузгали семечки и недоверчиво наблюдали, как пес медленно выводит на картонке корявые буквы. Когда он закончил, Ласло повернулся к юноше:

— Ну что, правильно?

— Да, но… То есть… Как?!

Толпа заволновалась, раздались возгласы удивления.

— А что я говорил? — обрадовался старик. — Он еще и не то может. Ежели кто шибко грамотный, предложите по-польски или по-французски.

Народ, привлеченный реакцией зрителей, потянулся от лотков к центру площади. Толстый седой господин в камзоле и шляпе с пером выкрикнул:

— Пусть напишет «Vive le Roi!».

Ласло растерянно глянул на друга в надежде, что тот понял задание. И в самом деле, пес деловито наклонился над картонкой и криво, но вполне разборчиво вывел нужную фразу. Господин подошел поближе, внимательно прочел ее и потребовал:

— А теперь переведи на венгерский.

На свободном клочке картонки Барат написал: «Да здравствует король!».

— Не может быть! — изумленно воскликнул толстяк. — Такого просто не бывает!

Зрители все прибывали, и вскоре старика с собакой окружала плотная толпа. Только подошедшие спрашивали, что тут творится, а те, кто видел трюки, с горячностью посвящали их в суть происходящего.

— Кто еще желает проверить знания моего друга? — вопрошал Ласло.

Девушка лет шестнадцати, по виду дворянка, робко произнесла:

— Gib mir mein Herz zurück.

— Ну-ка, дружище, напиши это.

Пес сконфуженно опустил голову и прикрыл лапой глаза, давая понять, что такого языка он не знает. И это произвело не меньшее впечатление на зрителей, чем правильное написание венгерских и французских фраз.

От толпы отделился тот самый лоточник, что недавно попытался надуть Ласло, и гордо сказал:

— Я знаю этого пса. Он еще и считать умеет!

Послышались недоверчивые возгласы, но их перекрыл чей-то крик:

— А ну-ка, сложи один и три.

Барат с готовностью гавкнул четыре раза.

— Из семи убери пять, — прозвучало с другой стороны.

— Гав! Гав!

В толпе зашумели, заахали, послышались возгласы: «Ну, надо же!», «Прямо как человек!», и в конце концов зрители разразились аплодисментами. Публика кричала:

— Браво!

— Молодец!

— Умница!

Пес подхватил зубами лежащую рядом шапку и пошел по кругу. Восторженные зрители, не уставая ахать, щедро сыпали монетки. Обойдя всех, Барат вернулся к разложенным картонкам и как мог поклонился.

Так повторялось в каждом городе, в каждом селении. Пес танцевал, рисовал по просьбе публики картинки или писал фразы. Зрители не могли прийти в себя от изумления — дрессированных собак они худо-бедно видели, но чтоб псина могла написать, что ей скажут… Невероятно! Пфенниги текли рекой, и очень скоро Ласло сказал своему верному спутнику:

— А мы неплохо зарабатываем, милый мой Барат. Годик-другой так походим, и хватит на домик. Я хотел бы поселиться где-нибудь в окрестностях Пожони, ты ж не против, если мы туда и направимся?

Пес согласно кивнул.

День за днем, в ясную погоду и в дождь, они двигались на запад и постоянно давали представления. На ночь останавливались на постоялых дворах, выбирая комнатку подешевле. Осенью старик купил овчинный тулуп и теперь уже не походил на бродягу. Он экономил каждый пфенниг, но не жалел для Барата самые лучшие косточки: ему хотелось хоть как-то выразить свою любовь и признательность другу. Больше того — он отвел пса к цирюльнику, который вымыл и расчесал бурую шерсть. Барат стал выглядеть намного симпатичнее.

Каждую ночь во сне Ласло видел их будущий домик. Осталось накопить совсем немного, несколько месяцев — и мечта осуществится. Может быть, даже будущим летом… Они поселятся вдвоем с Баратом где-нибудь в предместье Пожони, представлениями будут зарабатывать на жизнь, а все остальное время Ласло посвятит саду, вырастит много цветов, овощей, зелени, а может быть, даже заведет какую-нибудь живность, чтобы у пса всегда было мясо. Вокруг дома обязательно поставит плетень, и на его кольях будут сушиться глиняные крынки. Господи, неужели все это исполнится?! Даже поверить страшно…

К апрелю они оставили позади Попрад, Тренчин, и едва миновали Вагуйхей, когда случилось непредвиденное. Уже несколько дней пес выглядел слабым и вялым, почти не ел, а утром у него начались судороги. Встать Барат не смог. Насмерть перепуганный Ласло гладил его по голове, трогал сухой, горячий нос и приговаривал: