Тайная жизнь моего мужа - Амелия Борн Страница 3

И в этот момент я сломалась окончательно. Уронив голову на руль, позволила себе разрыдаться — громко, отчаянно, практически переходя на вой.

В окно машины постучали. Испуганно вскинув голову, я увидела рядом ту самую женщину. Девочка тоже была здесь — смотрела на меня расширившимися от испуга и любопытства глазами.

Я неохотно опустила стекло, но только для того, чтобы попросить их уйти.

— Вам плохо? — озабоченно поинтересовалась незнакомка.

И, вопреки собственным намерениям, я горько рассмеялась, а наружу вырвалось:

— А вы как считаете?

Она неловко мялась рядом, очевидно, уже жалея, что подошла. Но все же предложила:

— Помочь вам как-то?

Я сглотнула слезный ком, мешавший мне дышать и буквально взмолилась:

— Уходите. Просто уйдите!

— Ладно…

С явным облегчением она отошла, а я, вновь подняв стекло, бессильно откинулась на подголовник.

Еще недавно лившиеся сплошным потоком слезы вдруг прекратились, словно застыв. И все свое тело я ощущала сейчас таким же — онемевшим и безжизненным.

Но странным образом именно сейчас разум слегка прояснился. Мозг принялся хаотично работать, подкидывая одно за другим возможные объяснения тому, что видела.

Но ни одно из них не было способно что-то изменить. Картина, которую я наблюдала, была до тошноты однозначной.

В груди надрывно, мучительно заныло сердце. Как он мог так со мной поступить? После всего, что я пережила? После всего, что мы пережили вместе?

Ложь Артема о том, что уехал в командировку, его испуганное, бледное лицо, когда он заметил меня — все это говорило о его вине лучше всяких слов. Все это делало реальными мои самые страшные кошмары.

Другая женщина родила ему ребенка. Чужой малыш звал его папой. Чужие руки касались того, кто клялся мне в любви.

Зачем он мне врал? Именно этот вопрос прожигал грудь душащим пламенем. Почему не поступил честно, почему не ушел?

Я ведь ожидала этого. Я, казалось, была готова к подобному исходу. Но от этого было ничуть не легче.

Я вдруг поняла — это ведь случилось не вчера. Ребенок не появляется за день. Перед глазами снова встало лицо мальчика — ему было уже три или четыре года. А это значило…

Новый приступ боли прокатился по душе оглушительной канонадой. В то время, как я отчаянно боролась за право стать матерью… когда отдавала ради этого все — свое здоровье, все время, все силы — мой муж пошел самым простым путем. Он завел ребенка на стороне. Он уже несколько лет вел двойную жизнь, о которой я, замкнувшаяся в своей беде, даже не подозревала.

Вдруг вспомнились его сильные руки, что так бережно прижимали к себе после каждой новой неудачи. Его губы, что вот только сегодня утром целовали так, что я сходила с ума… Чем все это было? Жалостью, притворством?

Последняя мысль заставила выпрямиться в кресле, собрав по кускам остатки собственного достоинства. Я так отчаянно любила, но жалость в ответ мне была совсем не нужна.

Глядя болезненными глазами прямо перед собой, я завела машину и направилась к месту, которое еще сегодня утром звала своим домом.

Направилась в последний раз.

— Ника!

Едва стоило мне войти в квартиру, как Артем буквально выбежал навстречу. Его присутствие дома застало меня врасплох — разве не должен он был находиться сейчас с теми, к кому сбежал под предлогом командировки?

Муж кинулся ко мне, протянув навстречу руки, намереваясь заключить в объятия. Испуганно шарахнувшись в сторону, я на грани истерики выкрикнула:

— Не подходи!

Он потрясенно замер. Я же шарила вокруг безумным взглядом, словно ожидала, что где-то здесь он прячет своего внебрачного ребенка. Но никого больше не было. Только я и он.

— А где?.. — выдохнула, не закончив фразы.

Артем не стал делать вид, что не понял. Сжав руки в кулаки, процедил:

— Никита со своей матерью.

Никита… Он назвал сына в честь своего отца. Так, как мечтала назвать я сама.

Боль и горечь снова навалились на меня, как неизбежная лавина. Это мог бы быть мой сын… Это я должна была держать на руках новорожденного ребенка! Это со мной вместе он должен был выбирать ему имя! Это моего сына должны были звать Никитой!

Все это было больше, чем я могла выдержать. Подбородок мерзко задрожал, выдавая мою слабость. Артем снова шагнул ближе, но я, словно обороняясь, выставила перед собой руки, и это заставило его остановиться.

— Ника, я чуть с ума не сошел! Где ты была?

Я нервно, истерично захихикала. Он это серьезно?

— Мне кажется, что это я должна у тебя спрашивать, — откликнулась, не скрывая горечи, от которой срывался голос. Но было уже плевать. — Где ты был все эти годы? С кем? И чего еще я о тебе не знаю?

Он стоял передо мной, белый от гнева или испуга — я не знала, но все такой же несгибаемый, как всегда.

— Нам нужно поговорить спокойно, — произнес медленно, размеренно, словно я была тугодумкой и  могла не понять его слов.

— Не о чем говорить, — передернула нервно плечами. — Все и так ясно. Спасибо, что хотя бы не стал отпираться и сочинять небылицы. А теперь я пойду и заберу свои вещи.

Но стоило мне сделать только шаг, как Артем стремительно оказался рядом, и, не заботясь о том, что делает больно, крепко сжал мое запястье и отчеканил:

— Ты никуда не пойдешь.

Он держал крепко. Раньше я никогда и ни за что не могла бы представить, что этот человек способен причинить мне боль, но сейчас, впервые за всю нашу совместную жизнь, испугалась.

Он смотрел на меня так, что способен был пригвоздить этим взглядом к полу. Глядя в его темные, немигающие глаза, я неожиданно спросила:

— Кто она?

Показалось, что вопрос застал его врасплох. Но замешательство длилось недолго, и все также глядя на меня с привычным чувством собственной власти, он сказал:

— Никто. Случайная девка на одну ночь. Ника, пойми…

Я прервала его, ясно осознав очередную ложь.

— Будь она случайной девкой на одну ночь, ты бы и не знал о ребенке, разве не так?

Он крепко сжал губы. Я смотрела на него, такого, казалось, давно родного и такого чужого сейчас. Сердце обливалось кровью, сердце ждало… чего? Я сама не знала. Захотелось вдруг проснуться и осознать, что все это — лишь очередной ночной кошмар.

Но боль была слишком реальной. Та боль, что металась внутри, разрывая душу в клочья. Та боль, что причиняли мужские пальцы, крепко впивавшиеся в меня. Рука начинала мучительно ныть от этой крепкой хватки и я сделала попытку освободиться.