Спаси нашего сына - Гузель Магдеева Страница 3

— Не понимаю, что вы имеете ввиду? — он теснит меня вглубь квартиры, совсем не обращая внимания на выпирающий живот. Я выставляю вперед руку, другой придерживаясь за дверь, не зная, — может стоит закричать?

Но кто придет на мои крики? Это только на тетушкины концерты соседи проявляют активность, стоит случится чему-то серьезному, как вся спрячутся за свои тяжелые металлические двери.

— Что имею, то и введу, — совсем похабно отвечает он, а потом достает из барсетки, зажатой подмышкой, сложенный втрое лист, — это наша квартира.

— Что вы несете? — голос тети Милы приобретает стальные ноты, она встает между мной и мужчиной, по любимой привычке, упирая руки в бока. Сейчас тетя больше не выглядит сумасшедшей старухой, и хоть коротко стриженные волосы по прежнему взъерошены, болезнь точно отступает под напором эмоций, — я сейчас вызову милицию!

— Бабуля, нет давно милиции, очнись, — нагло хмыкает второй, выглядывая из-за плеча подельника. Кепка-восьмиклинка, надвинутая низко, почти скрывает от меня его глаза, — можете вызывать кого угодно, мы только за. Вот придут менты, с ними и освободите нашу жилплощадь.

Мы тут хозяева. Так что пакуйте вещи и съезжайте.

— А ну пошли вон! — кричит тетя Мила, и с неведомо откуда взявшейся силой начинает толкать их, пытаясь спустить с лестницы, — мерзавцы! Ворюги! Жулье!

— Э, ты че, больная? Руки убрала! Завтра придем с участковым, чтобы духа вашего здесь не было!

И все же, эти двое отступают, а тетя Мила еще долго сыплет им вслед проклятьями, сотрясая кулаком в воздухе.

Лист, сложенный втрое, остается лежать на половичке перед нашей дверью. Я наклоняюсь, осторожно придерживая живот, и поднимаю его, расправляя.

Наверху, крупными буквами написано «Договор купли-продажи квартиры», и дата в нем стоит — пятое марта этого года.

Вчитываюсь в текст, спускаясь бегло ниже, цепляюсь за фамилию тети Милы, за наш адрес, за подпись на оборотной стороне листа. Имя покупателя мне, конечно, не знакомо, я понятия не имею, кто он, кто эти люди.

И, самое главное, фальшивка этот документ — или нет. Конечно, нежданные визитеры оставили нам всего лишь копию, и я надеюсь, что это лишь способ напугать нас, не более, только не пойму, с какой целью.

Дышать становится тяжело, живот неприятно каменеет, заставляя болезненно охнуть. Я опираюсь на стену рукой, все плывет перед глазами.

— Что с тобой? — тетя Мила оборачивается ко мне, перестав ругаться, — ты не рожать часом ли собралась?

— Нет, — мотаю головой, — нельзя, рано еще… Просто живот заболел.

— Садись, сейчас я воды тебе принесу, — деловито отвечает она и захлопывает дверь, закрывая ее на все замки, даже на цепочку. Я смотрю на нашу дверь, которая теперь кажется совсем ненадежной, и замки эти лишь временная преграда.

Тетя приносит щербатую чашку, свою любимую, и я делаю осторожно несколько глотков. В горле пересохло совсем, и желудок снова напоминает о том, что я так и не успела поесть, а мне скоро идти на работу.

— Тетя Мила, ты никакие документы не подписывала? — спрашиваю ее осторожно, надеясь, что та искра разума, которая сейчас светится в ее глазах, не потухнет и не сменится на привычное уже сумасшествие.

— Ты меня совсем за дурочку держишь, Ева, — хмурится она, забирая из моих рук бумагу и водружая на нос очки, — я всю жизнь проработала с документами и знаю, когда можно, а когда нельзя подписывать!

Если бы это была прежняя тетя Мила… Если бы это была она, я бы ни минуты не сомневалась в том, что она в жизни бы не ввязалась ни в какую авантюру. Но теперь я не могу ей доверять…

Постепенно тяжесть, сковывающая живот, отступает. Я знаю, что мне нужно поесть и хоть немного набраться сил, но мысли о том, что эти люди придут завтра и снова будут ломиться в нашу дверь…

Я обвожу глазами нашу маленькую, двухкомнатную квартиру. Так вышло, что после смерти родителей мне ничего не досталось: квартира, в которой мы жили, за нами не числилась, от машины ничего не осталось… Тетя распродала все имущество, которое посчитала лишним, продала свой домик недалеко от моря и на вырученные деньги купила жилье здесь, в этом городе.

Именно поэтому собственником числилась она одна, я только прописана здесь. Никогда в жизни у меня не возникало мыслей, что я как-то должна претендовать на эту жилплощадь, но и представить, что у нас заберут последнее жилье, перед тем, как должен родиться мой ребенок, невыносимо.

Пока тетя читает, возмущаясь каждому пункту, я ставлю на плиту ковшик с кашей, чищу банан, надкусывая мягкую, слегка потемневшую плоть. Он такой сладкий, и я стараюсь есть не торопясь, растягивая удовольствие, даже жмурюсь.

Все это глупости. Тетя не могла подписать никакого договора, и денег за квартиру она не получала. Эти люди просто наглые и бесстыжие вымогатели, которые узнали, что тетушка не в себе и пришли попытать удачи. Ничего у них не получится.

Это наш дом и мы его отстоим.

— Ева, — зовет меня тетя, и я смотрю на ее внезапно побледневшее лицо. Руки, в которых зажат листок, подозрительно трясутся, пальцы с аккуратно подстриженными ногтями выглядят совсем бескровными, — а ведь подпись-то здесь действительно моя…

— Здравствуйте, — я нерешительно заглядываю в чуть приоткрытую дверь и вижу темный затылок с намечающейся лысиной на макушке, — можно?

Участковый оборачивается, глядя на меня недовольно, а я успеваю заметить развернутое окно с пасьянсом на старом мониторе его компьютера.

— Что случилось? — он деловито щелкает мышкой, сворачивая его, — опять соседи жалуются?

— Нет, — качаю я головой и достаю из рюкзака договор купли-продажи. Он жжет ладони, держать в руках его неприятно. Кажется, что на нем до сих пор след от лап тех двух неприятных типов, что приходили к нам. Интересно, они и есть те самые покупатели или просто подставные лица? Впрочем, мне совсем не интересно это, я бы и вовсе рада забыть о их существовании. — Понимаете, у нас такая ситуация…

Участкового, Васнецова, я видела всего дважды. В первый раз он пришел сам, познакомиться, когда прошлый, Василий Павлович, ушел на пенсию.

А во второй — когда тетя Мила кричала в открытое окно и просила срочно спасти от смерти, потому что ее заперли дома и морят голодом.

В тот день тетю я действительно заперла и ключ забрала с собой. Но только потому, что ровно за сутки до этого застала ее в компании с двумя бомжеватого типа мужчинами, которые деловито оценивали наш холодильник и решали, как вынести его через дверной проем.

Холодильник, пусть и был старым, купленным еще во времена нашего переезда в этот город, но работал исправно. А вот на новый денег не было — моей стипендии и тетиной пенсии едва хватало на жизнь, а из-за напряженной сессии мне пришлось отказаться от всех подработок.