Забери меня - Маргарита Дюжева Страница 3

В общем, идеальная. Как раз под стать этому мужчине в сером костюме. У них даже взгляды одинаковые — по‑змеиному холодные, с едва скрываемой ноткой превосходства.

Меня почему‑то злит, что они так подходят друг другу. Даже колет куда‑то в солнечное сплетение странным чувством, очень похожим на ревность.

Казалось бы, по какому поводу? Но меня жжет, когда она подходит ближе к этому холеному гаду — а в том, что он гад, я почему‑то не сомневаюсь — и по‑хозяйски поправляет галстук. Видно, что они давно вместе, и их отношения в спокойном уверенном русле.

Он распахивает перед ней дверцу машины, и эта царевна садится внутрь, элегантно подбирая свои длинные, до блеска проэпилированные ноги.

Мужчина намеревается обойти машину сзади, приближается ко мне, смотрит на свои дорогие часы, которые ему явно интереснее девочки‑растрепки в драных джинсовых шортах.

— Дрын свой с дороги убирай, — поравнявшись со мной, кивает на велосипед, все так же ничком лежащий на асфальте.

Хочется сказать «сам ты дрын», но голос не слушается, потому что он все‑таки смотрит. Свысока, без единой эмоции. Я ему не интересна, совсем, и это вызывает глухое раздражение.

— Перешагне… те, — язык не повернулся сказать «перешагнешь». Мы с ним из разных эшелонов, и эта социальная разница бьет по глазам. Я перекусила в бургерной, а он отправится обедать в один из лучших ресторанов. Я хожу в кигуруми Пикачу, а он и дома, наверняка, не вылезает из костюмов.

Он едва поднимает одну бровь, дескать «я не расслышал. Тут кто‑то что‑то вякнул?»

Ну же, Лерка. Скажи, как ты можешь, чтобы у него уши в трубочку закрутились и отпали!

— Эээ… извините.

Что? Нет не так. Что??? Это я сказала? Пока я офигеваю на саму себя, мужчина проходит мимо со словами:

— Не путайся под ногами.

Провожаю потерянным взглядом его широкую, обтянутую костюмом спину и чувствую, как начинают краснеть уши. Что за дура!

Он садится в машину, и я только успеваю утащить в сторону велосипед, как она сдает назад, чтобы вывернуть на дорогу.

— Эй! Аккуратнее! Тут люди вообще‑то.

Меня никто не слышит. Я даже больше скажу, меня никто не собирается слышать. Пустое место.

Не путайся под ногами…

Теперь, когда этот персонаж вышел из моего личного пространства, стало легче дышать, и в мозгах прояснилось. Меня накрыл отходник от странной встречи, даже затрясло.

Какого черта я молчала? Тупица! Подумаешь мужик серьезный на пути попался, что ж теперь с поджатым хвостом ходить и не дышать?

Взгляд сам следовал по пятам за темной машиной. Вот она вывернула во второй ряд, бесцеремонно вклиниваясь в обеденную пробку, проехала десяток метров и застряла в автомобильном потоке.

Так тебе и надо! Опоздаешь в свой ресторан и останешься голодным! И Вобла твоя в красном тоже! Совсем засохнет бедная.

Не путайся под ногами…

Я не привыкла к тому, что меня не замечают. Я нравлюсь молодым людям. Они считают меня красивой, очаровательно‑наглой и озорной. Да мне всегда мужчины улыбаются при встрече!

Дрын свой с дороги убирай…

Вот гад.

Тише, Лерка, не буянь. Подумаешь хам какой‑то попался! Это его проблемы, не твои.

Утешаю себя, успокаиваю, а потом, в какой‑то прекрасный момент понимаю, что я уже верхом на велике, проворно лавирую вдоль едва ползущих машин, нагоняя колесницу Замороженного.

Поравнявшись с ней, стучу по стеклу, и дождавшись, когда на меня обратят внимание, показываю средний палец. Для наглядности еще двигаю им из стороны в сторону, чтобы он уж точно рассмотрел.

И о чудо! Мне удается пробить эту стену из холодной самоуверенности. На какой‑то миг в мужском взгляде проскакивает ничем не прикрытое изумление.

Что не ждал?

Его растерянность быстро сменяется гневом. Я не слышу, но вижу, что он что‑то отрывисто говорит водителю, а потом недовольно окидывает взглядом плотный поток машин. Пробка подпирает его колесницу со всех сторон, даже дверь нормально не открыть. И он это понимает. Стискивает зубы так, что желваки начинают играть.

— Пока, пока, — машу ему пальчиками и проворно сворачиваю в ближайший переулок.

Вот теперь полегчало.

* * *

Дома меня ждет Алиска и запах пригоревшей еды.

— Опять спалила? — ворчу, морщась от вони.

Сестра обреченно машет рукой:

— На минутку телефон в руки взяла и все. Забыла, что кастрюля начинает жарить сразу после того, как перестает варить.

— Что я могу сказать… Молодец. Убирай.

— Уже. Просто вонища никак не выветрится.

Алиса у нас на удаленке. Работает из дома, готовит отчеты, и параллельно пытается заниматься хозяйством. Правда с переменным успехом — горелые кастрюли в нашем доме не редкость.

Пока переодеваюсь, никак не могу отделаться от мыслей о сегодняшнем приключении. У меня коленки до сих пор трясутся и перед глазами все стоит породистая физиономия того мужика с холодными глазами. Пытаюсь себя убедить, что мне плевать, что я просто пережёвываю неприятный инцидент, но на самом деле мне чертовски жаль, что я не знаю, как его зовут, и что вряд ли когда‑нибудь еще встречу.

От этого поджимает где‑то за ребрами.

Дурочка… Радоваться надо, что больше не увидишь! Не похож он на того человека, которому можно безнаказанно показывать средний палец.

Усилием воли я все‑таки избавляюсь от этого наваждения и иду на кухню. Надо спасать ситуацию с ужином.

— Мам, Лер, — произносит Алиса, когда мы уже пьем чай, — я хотела с вами серьезно поговорить.

— Что‑то стряслось? — маман моментально включает львицу, готовую порвать за своих деточек.

— Дима предложил съехаться, и я согласилась.

— О‑о‑о‑о, — я округляю глаза, — Лиска попалась! Неужели он — тот самый, кому ты готова до скончания века варить свой прекрасный борщ и гладить носки?

Гладит, кстати, она тоже хреново. Да и вообще хозяйка из нее аховая, и у нас это нескончаемый повод для шуток.

— Бедный мальчик, — мама тоже мастер подколоть, — ты его предупреди сразу, что обратно мы тебя не возьмем. Даже если будет плакать, ползать на коленях и умолять.

— Очень смешно.

— Ладно, Алис, не ворчи. Мы рады за тебя, — ободряюще треплю ее по руке. — Диман у тебя хороший.

— А уж я‑то как рада. Осталось Лерку из дома выпереть и начнется счастливая жизнь, — мечтательно вздыхает мама. — У тебя там на примете нет какого‑нибудь волшебного принца, которому в жизни не хватает геморроя? Я готова даже пирогами его подкармливать, лишь бы забрал.