Драконам слова не давали! - Ева Ночь Страница 3

Дверь мягко закрывается — и я остаюсь один. Замечательно. Первый раунд выигран.

Кристина Генриховна Овербек глушила водку, как заправский грузчик. Тупо напивалась. Бухала. Закладывала за воротник не морщась, словно воду святую пила. И только брезгливо искривленный рот да десятая сигарета в помаде говорили о степени её опьянённого бешенства. Сама Крыска в выражениях не стеснялась.

— Тварь. Мудак. Образина. Ублюдок. Ничтожество драконьего помёта! Чтоб тебе на собственном галстуке повеситься и носком подавиться!

Я с тоской смотрела на дно своей рюмки, делая вид, что пью. Морщила нос и думала, как это меня угораздило вот так попасться.

Когда, госпожа бывший директор стремительно покидала свой кабинет, я не сообразила, что она в ярости: Крыска всегда передвигалась быстро и целеустремлённо.

Я с радостью упала ей на хвост, радуясь, что есть возможность стратегически ретироваться из впавшего в коллапс офиса, а заодно и по хозяйским нуждам прошвырнуться: бумага заканчивалась, принтеры требовали смены картриджей, средства ухода за окнами и полами сигналили, что их ресурсы на нуле. К тому же, используя служебное положение, собиралась втихаря пройтись по магазинам не корысти ради, а во благо всего коллектива: подобрать подарок на свадьбу нашей теперь бывшей директрисе.

Рано радовалась. Вместо того чтобы доехать, куда ей надо, а машину и шофёра отдать в моё безраздельное пользование, Крыска велела притормозить у ближайшего ресторана и приказала мне составить ей компанию.

Когда Кристина Генриховна говорит таким голосом, лучше ей не перечить. И вот поэтому я сижу напротив, заглядываю в почти полную рюмку и выслушиваю ругательства. Через раз — матерные. Догадаться, кто довёл её до такого состояния и в чью сторону сейчас бессильно мечет словесные какашки моя бывшая работодательница, нетрудно.

Спрашивать, чем же не угодил ей этот хладноглазый франт, перед которым она разве что в пояснице не прогибалась, я не решаюсь. Есть вероятность, что снаряды полетят в меня. Поэтому терпеливо жду, когда сойдёт с гор грязевый поток. Пока тщетно.

Крыску я лицезрела в разных состояниях. В таком — никогда.

— Мерзавец. Гондон. Паскуда. Негодяй, — не иссякает её красноречие, хотя речь замедляется, а глазки постепенно стекленеют. — Гнида позорная. Сучонок редкостный. Выпей лучше, Ника! — приказывает она мне, не прерывая бесконечный процесс восхваления морально-этических качеств нового хозяина.

Я снова прикасаюсь губами к краю рюмки, делая вид, что пью. Генриховна теряет ко мне интерес, погружаясь в пучину тяжёлых дум. Может, её отпустило наконец-то?

— Падла. Сволочь. Дрянь, — встрепенувшись, продолжает свой неистовый монолог. — Скотина. Паскуда. Гад чешуйчатый!

Я делаю знак официанту притормозить. Крыска требовательно щёлкает пальцами, подзывая его. Фигура с бабочкой на шее нерешительно топчется, но подходит: кто платит, тот и музыку заказывает — мудро расценивает этот продажный раб. Чувствую: скоро придётся выносить на себе пьяный труп. Вот за что мне это, а?..

— Что случилось-то? — осторожно пытаюсь попробовать на зуб ситуацию, а заодно графин с водкой отодвигаю. Может, получится.

— Ка-тас-тро-фа, — цедит сквозь зубы Крыска, слепо шаря рукой по столу. Я услужливо подсовываю ей сигареты. Она закуривает, пускает дым и поясняет: — Он покусился на самое святое!

Он что, изнасиловать её хотел?! Наверное, мои выпученные глаза и открытый рот настолько выразительны, что Генриховна даже сфокусировать взгляд на мне сумела.

— Дура! — злится она. — То святое давно тю-тю. Что там терять-то, господи, да с таким-то мужиком.

Она встряхивает головой, видимо, пытаясь поставить мозги на место: уж слишком они куда-то не туда поплыли под парами алкоголя. Я молчу, как мышь под веником. А то ещё и не то прилетит. Крыска давит окурок в пепельнице, водит им сосредоточенно, разбрасывая пепел по белоснежной скатерти. А затем поднимает на меня глаза. Не так-то в них и много мути. Сильна, мать, оказывается.

— Поклянись, что никому не расскажешь, — требует она, гипнотизируя взглядом.

— Даю слово, — лепечу, не в силах ей сопротивляться.

— Поклянись, — настаивает Генриховна, ввинчиваясь в мой мозг глазками-буравчиками.

— Клянусь! — выкрикиваю я как идиотка и мёртвой хваткой вцепляюсь в графин. Фиг я ей дам выпить ещё хоть рюмку. Агрессивная какая-то чересчур. И паранойя к тому же проснулась.

— Святое, — шепчет она мне в лицо, ложась грудью на стол, — это «Розовый Слон». Если честно, я ничего не поняла. Она же сама продала агентство. Вручила, так сказать, своего святого «Слона» этому Дракону — преподнесла в коробочке с бантиком, а сейчас сидит и злится. Жалеет, что ли?.. Так поздно пить боржоми, что уж теперь.

Крыска видит, что я в недоумении, вздыхает, оглядывает рассеянным взглядом пространство. Из неё странным образом улетучивается весь её злобный запал. Она сникает, опуская плечи, расслабляется.

— Я думала, отдам вас в надёжные руки. Он показался мне таким… деловым. Умным, грамотным, в меру жёстким. Я долго выбирала, — вздыхает она, поправляя всклокоченные волосы, — правда, выбора особого не было. В общем, я промахнулась. Всеми четырьмя лапами. Не сработала моя чуйка. Подвела на этот раз.

— Да что ж случилось-то? — задаю я повторно свой вопрос, но уже нервно: воздух так дрожит от напряжения, и мне уже не кажется пустой Крыскина истерика.

— Да ничего, собственно, — продолжает она пялиться поверх моей головы пустым взглядом. — Он купил «Слона» не для того, чтобы владеть, а, чтобы уничтожить.

Я молчу, пытаясь переварить новость. Генриховна снова наводит на меня свои буравчики-радары, кривит беспомощно рот и поясняет:

— Он закроет агентство, Ника. Не сразу, конечно, но «Слон» доживает свои последние деньки. И я уже ничего не могу сделать.

Она молча забирает из моих ослабевших пальцев графин, наливает рюмку, выпивает её залпом, заедает лимоном, тыкает вилкой несколько раз в почти целый салат из морских гадов, торопливо жуёт и требует счёт. Расплачивается быстро, оставляя щедрые чаевые, встаёт на ноги, и её почти не штормит на десятисантиметровых шпильках. Мне бы так — смотрю с завистью на эту железную леди.

В дверях Крыска оборачивается, и я подхватываю её под локоть — так опасно она кренится вперёд.

— Не говори никому об этом, Ник, — повторяет она уже просьбу. — Пусть лучше потом. Когда-нибудь. А то будут волноваться, крыльями хлопать. Ну, ты же знаешь: творческие натуры и всё такое… Может, рассосётся как-нибудь. Само. Я б посоветовала пахать вам, как чертям. Чтоб ему тяжело было объявить о банкротстве. Знаю: комариный укус для толстой шкуры Дракона, но всё же. Хоть кровь ему немного попортить, — мстительно сжимает Крыска руку в кулак.

На улице её развозит окончательно, и последние метры до машины я волоку обмякшее тело практически на себе. Ничего, мы привыкшие. Физические нагрузки — это не то, что может напугать или сломить Нику Лунину.