Яд Горькой Любви - Александра Топазова Страница 3

— Саш, ты прекрасна! — завороженно произнесла подруга.

Я смотрела на себя в зеркало и не двигалась с места. Платье правда было потрясающим, спору нет. Пригладив разлетевшиеся волосы, я сделала несколько шагов назад. Желание, поскорее его снять не покидало ни на секунду.

— Какая ты красивая, Саш!

Галя обняла меня, а я крепко сжала руку подруги. Столько вместе прошли и уж точно, я не представляла свою свадьбу, пусть и уже не первую без нее и родных.

— Даже представить не могу, что тебя в этот день со мной не будет! — шепотом произнесла я.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Сама не могу! В голове не укладывается!

В дверь постучались, и я с ненавистью бросила взгляд на нее.

— Вы готовы, Александра?

— Войдите! — сквозь зубы произнесла я, заранее зная, что позади противной Киры, будет целая вереница таких же не менее противных модельеров и портних.

Пора привыкать, Саша, у тебя началась новая жизнь, надеюсь ты выдержишь, ты должна, ты же сильная.

ТИМУР

— А она красивая!

Я с презрением еще раз посмотрел на фотографию и разорвав ее на мелкие кусочки, выбросил за стекло.

— Оставайся в машине!

Натэлла схватила меня за руку. Ее длинные тонкие пальцы с километровыми ногтями, больно впились в кожу.

— Боишься, что нас увидят?

— Прекрати! Сиди здесь, я сказал!

Никогда так быстро не шел к отцу, никогда его так не ненавидел, как сейчас. Послав характерным жестом в приемной его Мальвину, которую, он трахает, с пинка открыл дверь в кабинет. Отец пребывал один, о чем я жалел. Хотелось фейерверка, шоу, чтобы летели стекла, и все знали, что я вытворил что-то новое. Сжав кулаки, прошел к столу и тут же плюхнулся в кресло, закинув ноги на стол. Лицо отца поменялось, но он держал себя в руках, знал, что это слишком, даже для меня.

— Я, как полагаю, ты так выражаешь свою благодарность мне или это все- таки протест?

Пытался успокоится. Он издевался. Причем конкретно.

— Благодарность? Ты называешь благодарностью, женить меня на шмаре, которая погрязла вся в догах и хочет с помощью нас поправить свое материальное положение?

— Ну она весьма не шмара, симпатичная девушка, биография, конечно, оставляет желать лучшего! Если ты не будешь распространяться, никто ничего не узнает!

— То есть, ты такой ценитель нашего рода и нашей семьи, впустишь голытьбу? Шлюху?

Отец ударил ребром ладони по столу.

— А ты не спросил после того, что ты сделал, хоть кто-то из приличной семьи наших знакомых захочет отдать свою дочь за тебя замуж? Думаешь так всех легко заткнуть? Думаешь, олень, ты, гребаный, мне в копейку не влетело всем рты закрыть что ты и твои дружки с девочкой сделали, мразь??? Пошел вон с моего кабинета! Еще одна твоя выходка и имей ввиду, ты полетишь к своей матери! Она так воспитала тебя, пусть и расхлебывает!

У меня потемнело в глазах, я резко вскочил, сжимая кулаки и теряя над собой полностью контроль.

— Не смей трогать маму! Ты изнасиловал ее! Ты заставил ее жить с собой!

Отец хмыкнул.

— Твоя мама весьма неплохо гуляла, и ты пошел весь в нее! Спроси у своего деда, а можешь и у бабки, почему они не признают тебя! А теперь вали вон! Эта девка единственный кого ты достоин, можно еще и поспорить что нет!

Выругавшись, я вылетел из кабинета. Знал, что не сдержусь и ударю его, а это означало крах, поднять руку на отца, даже на такого, отлучение от семьи, которая в принципе, итак, хорошего, мне ничего не принесла. Не помню, как оказался у кулера, и жадными глотками пил холодную воду. Голову затмевал туман, хотелось разгромить здесь все, взорвать к чертовой матери это здание. Корпорацию и отца, и деда. Я ненавидел их всех. Всех до единого.

Уже в машине, отъехав на бешеной скорости подальше от здания главного офиса, резко затормозил. Натэлла, всегда острая на язык, сидела молча, как-то подозрительно притихнув. Она не меньше меня понимала, что лучше не рыпаться, и ничего не говорить. Я покосился в ее сторону. Моя рука сжала ее острое колено. В жилах закипала кровь. Моя дикая восточная кровь. Женить меня на какой-то дворняжке.

— Она красивая! — наконец не выдержала Натэлла. — Волосы у нее шикарные!

Я грубо притянул девушку к себе.

— Заткнись! Мне плевать какая она!

Мои губы впились в ее рот, хотелось разрядки. Дикой эмоциональной. Трахнуть ее прямо здесь, в своей «Мазератти». Такой бабы и тем более такой тачки не было и не будет ни у кого. Я всегда и во всем привык быть лучшим и первым, и своим привычкам изменять точно не собирался.

— Тимур!

Гортанный стон вырвался с ее горла, а я не останавливался. Наслаждался ароматом ее бешено дорогих духов, которые дарил ее, осыпая поцелуями, жадными и грубыми, фарфоровую нежную кожу. Мои пальцы все сильнее наматывали ее длинные густые волосы, причиняя ей боль, сладострастную мучительную боль, а мне дикое сумасшествие, трахнуть. Жестко трахнуть. Глубоко. Чтобы извивалась на моем члене и дико стонала, как шлюшка, моя шлюшка. Откинув назад кресла, усадил ее на себя, больше не могли сдерживаться оба. Ремень на моих джинсах уже был расстегнут ее умелыми пальцами, а ее очередные трусики разорваны в клочья. Горячая плоть обожгла меня, насадившись на всю длину, Натэлла громко вскрикнула.

— Тимур! Любимый мой!

Я блаженно закрыл глаза. Сука любила, как я ее трахаю, граница между хозяином и его сучкой, но она была особой сукой для меня. Моей. Которую, я имел, как хотел, куда хотел и когда хотел. Глубже. Ее крики становятся все громче, меня накрывает, самого, уже не могу, хочу ее все сильнее. Руки сжимают узкие девичьи бедра, аппетитную круглую попку. Мой палец входит в ее вторую дырочку и Натэлла замирает. Только широко распахивает глаза, шумно дышит, по лбу стекают капельки пота.

— Я больше не могу! — шепчет она. — Я сейчас кончу!

Резко насаживаю ее глубже, трахая одновременно и членом, и пальцем, самого трясет до судорог. Эмоциональная стандартная разрядка. Зарычав, изливаюсь в нее, а она с громким криком скачет на мне, насаживаясь все сильнее. Хороша сука… Никогда мне не отказывает, дает всегда и когда я захочу. Шумно выдохнув, закрываю глаза. Эмоциональная разрядка получена, теперь осталось только выкурить сигаретку и отвезти Натэллу домой.