Обреченная ненависть - Вика Жукова Страница 3

Попробовал включить. Трещина на экране. И пароль поставлен.

Было бы что скрывать, хотя в тихом омуте черти водятся.

Положил рядом со своим. Передумал и швырнул в ящик.

Ночью проснулся в холодном поту.

От внезапности, даже не сразу понял, где я.

Акимова... Акимова..

До чего же знакомо.

По телу пробежал ток, как разряд, следом покрылся мурашками. Вот же...

Это же фамилия той семьи, которая от меня отказалась.

И девочка эта...

Это она...моя несостоявшаяся сестричка.

Гнев, злость, ярость крутили меня изнутри как соковыжималка. Я горел огнем мщения и враждебности.

Буря из ненависти поднималась во мне, не позволяя думать ни о чем другом.

Снова ощутил себя тем мальком, которого по непонятной причине сдали в детдом. А чем он был виноват? Испытывая страх, боль, одиночество — ему пришлось научиться бороться с демонами людской жестокости.

Я не мог найти себе места, поэтому вскочил и расхаживал по комнате.

Не могу успокоиться...

Вот же, а...

Если бы душа умела разрываться, моя бы давно разлетелась в клочья или воспламенилась.

Обидно. Что я не запомнил адрес. Хотя, с деньгами это сделать не проблема.

Спустя столько лет можно было и простить...

Если бы я не повстречал ее.

Чьи глаза, как две капли похожи на глаза женщины, которая позволила мужу меня вышвырнуть.

Сука!

Мне нужно на воздух.

Взяв одну из отцовских тачек, ринулся подальше..

От себя.

Но от своих мыслей даже максимальная скорость не спасет.

Как и ее.

Девчонку эту.

Под утро, когда уже светало, я чётко решил, что буду делать.

Собственная сердечная рана не давала покоя, но новые события, надеюсь, хоть на время притупят боль.

Влюбить в себя эту Квазимодо. Влюбить и бросить, разбив девичье сердце и честь.

Чёрт, ведь ее мама, на сколько я помню, была красивой. Почему же девчонка такая несуразная. Но тем же лучше, и быстрее. Такие страшилки падки на комплименты парней постарше. Парней в целом.

Уверен, она даже ещё не целовалась.

Я внушу ей, что и есть ее принц. Познакомлюсь с родителями, вотрусь в доверие, а после расскажу, кто я есть и задам вопрос, мучающий меня всю сознательную жизнь. Я хочу посмотреть в глаза тем людям.

И превратить в ад, жизнь их дочери

Руся

Прибежала домой, сразу закрылась в ванной.

Мне всё ещё не верилось, что я...попала на деньги. 50 000 рублей. И где мне их взять.

Я знаю где, но тогда прощай мечта о новом ноутбуке.

У папы просить не вариант. Его удар хватит, если узнает.

Взгляд упал на отражение в зеркале.

И я так по улице шла?

Кошмар.

Грязные брызги, как родинки, расселись по моему лицу. Руки жжет огнем. Я все таки дотащила карпа...

Оля и Катя. Все из-за них. Теперь надо мной еще ржать все будут, потому что я видела нацеленные на меня камеры.

Почему меня волнует такая мелочь? Мне не привыкать.

Только теперь придется свою заначку доставать и отдать чужому дяде.

Можно было бы забить на старенький телефон, но там фотографии. Это был мамин телефон, до того, как ее не стало. Очень давно. Таких уже не выпускают.

Он мне дорог, как память. И там мамины фотографии.

Что же делать!?

Я вспомнила лицо того парня, вытащивщего мой телефон и паспорт. Обманчивое своей мягкостью черт, таили в своих глубинах нехорошее. Хоть он и попытался притормозить своего эмоционального дружка, мне было жутко страшно от него самого. Таких двуликих людей надо избегать.

А я ещё и денег им должна.

Привела себя в порядок. Собралась быстренько переодеться и застираиь вещи, пока папа не увидел мою грязную форму. Я уже давно не говорю ему, что меня задирают. Ведь он сразу в школу побежит. А там будет только молча кивать, признавая, что я была не права. Ведь для таких как Замоткина и ее подружки, мы не больше букашек. Отцы большинства детей в нашем классе богатые и влиятельные люди. Никто и разбираться не захочет, что тебя буллят.

— Да мы же шутили!— слёзно признаются девочки учительнице, после того, как приклеили мой рюкзак к стулу. Жалобно похлопая ресницами, будут изображать саму невинность.

— Вы уж следите за ними, — попросит мягко отец, а после, дома, скажет, чтобы я не дергала его по пустякам.

В барабане что-то громыхнуло. Лёгкий стук, нарушающий монотонность вращения центрифуги.

Присела.

Очки. Блин. Я же их в карман засунула, потому что мусорки под рукой не было.

Ткнула кнопку отключения. Раз. Другой.

Скрип, скрежет. Стиралка запищала, выдавая на экране ошибку.

Под ногами стало сыро. Вода медленно выползала к моим ногам, не торопясь окружая пальцы ног.

Да что за день такой.

Вызвала мастера Семеныча.

— Я давно твоему отцу говорил, что новую проще купить, — мужчина снял клапан, освобождая новый поток грязной воды, вперемешку с прозрачным искрящимся мусором. — Стекло?

— Очки случайно постира.

— Ну Руся! Что за халатность? Я в этот раз ничем не помогу. У вас опять мотор барахлит. Новую надо.

— А на какие шиши? — страдальчески спросила я.

Семеныч увлеченно задумался, заглядывая внутрь корпуса.

— Я попробую найти деталь, но ничего не обещаю.

— Спасибо, — благодарно натянув улыбку, посторонилась, пока Семеныч вместе с помощником загружали машинку на подъемник.

Прополоскала вещи вручную. Несколько раз доставала из воды осколки разбитых линз. Мелкие режущие грани безжалостно проткнули мою кожу до крови.

Папа пришел вечером. Взбудораженный, радостный, он не находил себе места.

— Русланочка. Милая. Где мой костюм? У меня завтра собеседование.

Я обрадовалась за отца. Ну хоть у кого-то денёк хороший, а не паршивое дно.

Когда я была маленькой, папа работал в школе преподавателем информатики. Потом не стало мамы, он ушел в себя. Не мог ходить на работу. Пробовал работать в институте, не срослось. Потом были архив, типография. Папа все больше старался оградиться от людей.

И от меня.