Гений, или История любви - Татьяна Веденская Страница 3

Соня считалась послушной девочкой, что ее забавляло и удивляло, потому что она обычно старалась делать только то, что хочет сама. Наверное, с ней никогда не было никаких проблем, потому что она редко была по-настоящему чем-то недовольна. Все на свете ее устраивало и интересовало с одинаковой силой, так что в большинстве случаев, вместо того чтобы отказываться или негодовать, она предпочитала не морочиться и сделать так, как просят.

Если это не шло уж совсем вразрез с ее мнением и интересами, которые, так уж получилось, никто и никогда не пытался узнать.

Если же то, что происходило, уж совсем ей не нравилось, она всегда находила способ избежать этого или изменить ситуацию. Не словами, конечно же. Слова оказались совсем не так эффективны, как должны бы. Сколько раз она видела, как мама мечет в папу целые обоймы слов, желая только, к примеру, чтобы он приходил пораньше домой. Но все эти слова оставались совершенно бесполезными и бессмысленными: мама по-прежнему бегала по квартире и ждала папу, постоянно выглядывая в окно.

Так же как и учителя — тратили целые залежи слов, пытаясь призвать учеников к порядку, пытаясь перегрузить свои слова в их головы, но с тем же успехом. Головы оставались пустыми, а учителя измотанными. Однажды она услышала, как учитель по математике в школе сказал:

— Я так от вас устал, что уже просто не нахожу слов!

То-то Соня повеселилась. Так что теперь, находя в своем молчании массу бонусов, она уже ни за что бы с ним не рассталась, даже если бы и могла. Но все окружающие из-за такой ее стратегии считали ее покладистой и послушной. Она не возражала. Чтобы возражать, нужно было бы тоже вовлекаться в разговор, а зачем, к чему? Когда просто улыбаться и наблюдать за всем этим балаганом было куда интереснее.

Были, правда, и осечки. Какие-то вещи, с которыми ей так и не удавалось справиться, к примеру, фортепьяно. Она играла на нем с самого детства, потому что это красиво, изящно и интеллигентно. Маме ужасно нравилось, когда ее красивая дочь, высокая, в тонком шелковом платье, садилась за их большой черный рояль в гостиной и негромко что-то наигрывала. Это было так… по-старому, по-доброму. У мамы в роду предположительно прослеживались бледные следы дворянской крови — так, совсем нечетко. Возможно, мама вообще это придумала, чтобы чувствовать себя поувереннее в семье мужа. Врачи, музыканты — хорошо, а дворяне — лучше. Дворян в роду Разгуляевых все-таки не было, и мама про бабушку Софию не забывала никогда.

Так вот, когда Соня что-то негромко наигрывала, а в комнате, на диване и креслах, сидели гости, эта самая «дворянскость» была почти физически ощутима. Мама в такие моменты даже двигалась и говорила иначе — как-то медленно, нараспев. На самом деле Соня играть для гостей не любила, считала это глупым жеманством и выпендрежем, но мнение свое она предпочла оставить при себе, и мама так ничего и не узнала. Конечно, можно было бы что-то такое прочитать по Сониному лицу, когда она играла, только мама особо не присматривалась.

Видимо, нужно было что-то придумать. Как с плаванием, к примеру. Когда Соню отдали на плавание, она поняла, что вот тут она не останется ни за что. Она попыталась (в кои-то веки) поговорить об этом, но, как она и подозревала, слова не оказали никакого серьезного влияния на процесс. На том, чтобы Соня занималась плаванием, настаивал папа. Он говорил, что если дочь останется такой же вот худой и бледной, без спорта, то однажды по дороге в школу она просто переломится пополам или ее сдует порывом ветра. Плавание было, надо признать, куда хуже, чем музыкальная школа. Там нужно было раздеваться, строиться, а потом плыть, хотя вода делала все, чтобы помешать ей в этом. К тому же для самой себя Соня не находила ровно ничего интересного ни в плавании в частности, ни в спорте в целом. Это было не ее.

Однако папе это было безразлично, какими словами ему об этом ни скажи. Соня знала это точно, потому что слова, которые для нее были затруднительны, тренер по плаванию высказал ее папе с легкостью. Он, кстати, разделял ее удивление по поводу выбора отца.

— Не думаю, что это для нее. Со всем уважением, я все время боюсь, что ее кто-нибудь локтем заденет и она пойдет ко дну. И потом, есть такое понятие — «отрицательная плавучесть». Как раз ваш случай. Есть, знаете ли, дети, с которыми надо только поработать, раскачать их. Но ваша… ей бы лучше рисовать. Или вышивать. Может, заберете? — молил тренер.

Но папа проявлял упрямство. Мужчины иногда могут быть такими, непробиваемыми. Когда даже слова совершенно бессмысленны и никак не облегчают понимание.

— Будет ходить, а там посмотрим, — сказал он, на что тренер только вздохнул. Они с папой были хорошими знакомыми. Он часто помогал тренеру с лекарствами для его жены, у нее было какое-то гормональное расстройство, из-за которого она постоянно нуждалась в таблетках, причем лекарства и витамины из-за границы почему-то помогали, а наши, родные, совершенно аналогичные по составу, — нет.

— Ну, ходите, — кивнул тренер.

И тогда Соня поняла — избавиться от жуткой необходимости раздеваться при посторонних гогочущих девахах можно, только пойдя на военную хитрость, временно пожертвовав конечностью.

Все вышло вполне натурально. Соня подгадала день, когда на тренировку ее привел именно папа, спокойно поцеловала его в щечку, пошла в зал, прыгнула с бортика в бассейн, да так неудачно, так неудачно… с четвертого раза…

— Сильный вывих! — констатировала медсестра под убедительные стоны Сони Разгуляевой. — Нужен рентген.

Таким образом, с тренировки Соню живописно вынесли на носилках, посадили в машину и настоятельно посоветовали не тянуть с рентгеном и ехать в травмопункт напрямую, без задержек, а с тренировками пока повременить. Надо ли говорить, что папа, когда увидел дочь на носилках, ужасно разнервничался и сказал, что такой спорт он «в гробу видал» и что дочь у него одна.

Соня в этот момент папу просто обожала, хотела даже вскочить и расцеловать в обе щеки, однако это бы могло испортить всю игру. Так что она только возлежала и мужественно улыбалась, подбадриваемая целым морем папиных сочувственных слов.

Позже, после рентгена, который, слава богу, ничего не показал, Соня всерьез стала подумывать о том, чтобы молотком поломать себе пальцы на руке — покончить, так сказать, с музыкальным будущим тем же методом, но согласитесь, это не так-то просто ребенку — долбануть себя молотком по руке. Кроме того, можно же не рассчитать. Вывих ноги имитируется куда легче, чем перелом пальцев.

А игра на рояле была хоть и злом, но все же вполне переносимым. Зато Соня навсегда поняла, что на свете есть кое-что куда эффективнее слов.

И так, фортепьяно по-прежнему стояло в гостиной, а она, сидя на вращающемся стуле, разучивала гаммы. Это было скучно. Но Соня решила, что, если придумает, как победить фортепьяно, родители предложат ей что-то, еще какую-нибудь альтернативную культурную нагрузку. Кто его знает, что это будет! Не дай бог, танцы или вообще лыжи! Придется еще тащиться в лыжном костюме с огромными лыжами на край света, в какое-нибудь Крылатское, на занятия. У них на Тверской на лыжах можно было разве что постоять у Вечного огня в Александровском саду.